Книга Умм, или Исида среди Неспасенных - Иэн Бэнкс

Конечно, от радиостанций веяло суетной новомодностью, но радио являло собой наглядный образ человеческой души; видимо, по этой причине дед всегда питал слабость к данному изобретению и готов был терпеть его в Общине, хотя и критиковал как порождение голого прагматизма.

Радио также составило новый аспект, если не инструмент нашей веры. Однажды утром дед, пробудившись от явно провидческого сна, загорелся идеей Радиогностики. Суть ее в следующем: настраиваешь приемник на произвольную частоту, включаешь звук и ловишь самое первое слово (бывает, для этого приходится покрутить туда-сюда ручку настройки), которое затем используется для предсказаний и толкований.

Одним словом, мы обосновались не так уж далеко от места зарождения нашей веры, найдя приют среди лесов и пахотных земель, но в то же время вблизи промышленных центров, что позволяло любому сочувствующему прийти в Общину, чтобы решить для себя вопрос веры или даже пожить среди нас в трудах и молитвах. Медленным ручейком к нам стали стекаться люди, стар и млад, в основном британцы, хотя изредка встречались и выходцы из других стран: они отдавали дань уважения моему деду, слушали его наставления и читали «Правописание», вступали в беседу и заглядывали в себя, а в некоторых случаях, решив, что дед постиг Истину, примыкали к Спасенным.

Праздник любви дед придумал в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Ему пришло в голову, что нельзя полагаться только на Провидение, если речь идет о рождении високосников, которые теперь считались чуть ли не пророками и возможными мессиями. Действительно, было бы нечестиво целиком возлагать на Творца заботу о том, чтобы каждое двадцать девятое февраля в Общине рождался ребенок, – в таком случае получилось бы, что Бог воспринимается как должное, а это неправильно.

Благодаря великодушию Аасни и Жобелии, созданная моим дедом вера изначально предполагала нечто вроде идеи свободной любви; посещавшие его откровения разрешали плотские контакты с двумя сестрами, и не только с ними; подобные вольности дозволялись и единоверцам обоего пола, если все стороны были лишены предрассудков и не опускались до собственничества и безотчетной, неправедной ревности (которая, в соответствии с Откровениями, считалась грехом против Божественного начала, щедрого и всепрощающего).

Итак, если Орден хотел слегка помочь природе, то сам Бог велел дать возможность готовым, склонным и способным к деторождению насладиться друг другом за девять месяцев до конца февраля високосного года. Ввиду этого наш Основатель постановил, что конец мая в предвисокосный год будет временем Праздника. Праздника любви во всех ее формах, включая праведное общение душ через святое блаженство физического контакта. Месяц, предшествующий Празднику, отводился для воздержания, когда верующим следовало отказывать себе в наивысшем наслаждении, чтобы подготовиться к Празднику и в полной мере оценить его наступление.

Конечно, циники, отступники и еретики, – а также те пропащие души, которые утверждают, опираясь на догмы своих извращенных верований, что ничьи побуждения не могут быть лучше их собственных, – скажут, что в ту пору среди последователей деда было несколько смазливых молодых женщин, которые, возможно, и навеяли замысел Праздника. Ну, нас не удивишь такой постыдной чепухой, звучащей из уст Неспасенных, но Сальвадор и сам отмечал, что даже если на такое счастливое и плодотворное решение его натолкнула красота, которую он видел вокруг себя, разве это не пример того, как Бог использует Прекрасных для вдохновления Мудрых?

Думаю, не случайно первые серьезные попытки прессы помешать нашему благому делу пришлись именно на это время, и наш Попечитель лишний раз убедился, что был совершенно прав, избегая огласки и не пуская к нам репортеров.

Судя по всему, замысел Праздника ни капельки не смущал Аасни и Жобелию: в тройственном союзе с Сальвадором они чувствовали себя вполне уверенно, занимаясь воспитанием детей и созданием домашнего уюта. Кроме того, они коротко сошлись с Вудбинами и, похоже, находили в этом знакомстве дополнительное утешение. Сестры беспрерывно совершенствовали свое кулинарное мастерство. Теперь, когда им не надо было скитаться по островам в старом рыдване, торгуя жгучими приправами, они могли посвящать намного больше времени расширению и улучшению ассортимента своих соусов, солений и маринадов.

Примерно в это же время они стали экспериментировать с более основательными блюдами, делая первые робкие шаги в незнакомый, увлекательный мир соединения разных кулинарных традиций, как будто через это продуктовое буйство и слияние шотландского с азиатским могли по-своему приобщиться к новопридуманным празднествам. В результате этих опытов они скрестили традиционно шотландский колбасный хлеб с кебабом, рагу из кролика – с индийским соусом масала, фруктовый пудинг – с булочками чаат, уху – с бататом, овсянку – с маринадами, песочную ватрушку – с цветной капустой, копченую сельдь – с бомбейской приправой, жареный картофель – с горошком и рисом, мидии – с пресным печеньем, а индийское сливочное мороженое кулфи – с джемом. По-моему, без этих гибридов жизнь была бы намного скучнее.

Глава 13

Итак, я провела ночь в одном из полицейских участков Бристоля, где меня бросили в камеру предварительного заключения. Полицейских, кажется, насторожило отсутствие у меня какого бы то ни было удостоверения личности, но явно развеселило мое имя; они забавлялись моими возмущенными декларациями невиновности, но вскоре устали от такого упрямства и велели – в очень, на мой взгляд, грубой форме – закрыть рот.

На следующее утро мне объявили, что за мной кто-то приехал и меня отпускают.

От удивления у меня отнялся язык; шагая под конвоем между рядами камер, я терялась в догадках: кто же ожидает меня у стойки дежурного? А главное – как меня разыскали?

Должно быть, это Мораг, подумала я. Сердце подпрыгнуло от радости, но в глубине души я подозревала, что ошибаюсь.

Последние сомнения развеялись у входа в канцелярию.

– Черт побери! – раздавался из-за двери пронзительный женский крик. – Полиция, курам на смех – стволы-то у вас есть?

У меня глаза полезли на лоб.

– Бабушка? – поразилась я.

Моя бабка по материнской линии, уроженка Техаса миссис Иоланда Кристофьори, крашеная блондинка не более пяти футов ростом, прокопченная солнцем, в сопровождении двух смущенных джентльменов с портфелями и в строгих костюмах, приостановила устроенный дежурному сержанту разнос и сверкнула эффектной улыбкой.

– Айсис, лапушка! – воскликнула она, бросаясь ко мне. – Боже, какой кошмар, что за вид? – Не умолкая, она заключила меня в объятия и с легкостью оторвала от пола, а я силилась кое-как обнять ее в ответ.

– Бабушка… – То ли от изумления, то ли от ударившего в нос запаха духов Иоланды у меня закружилась голова.

Я была настолько ошарашена, что даже забыла совершить Знамение.

– Чертовски рада тебя видеть! Как ты? Все о'кей? Скажи, эти грубияны не причинили тебе вреда? Вот мои адвокаты. – Она указала на мужчин в костюмах. – Не хочешь подать жалобу или заявить протест?