Книга Безатказнае арудие - Иэн Бэнкс

Свет исходил с неба отовсюду, хотя солнца и не было. Сперва небо казалось голубым, но если смотреть долго, то оно становилось синим и лиловым, а пристальному взгляду представлялось абсолютно черным. На этой черноте одним лишь усилием воли возникала сеть светящихся линий, а за ними – нечто похожее на ярко расцвеченные звезды и жирные планеты в созвездиях и сочетаниях, которые невозможно увидеть с реальной Земли. Он понимал, что это значит, ему и вспоминать не нужно было. Он отвел взгляд от неба, которое вновь стало голубым.

Он вперился взглядом в плоское пространство перед собой, и через миг плато наполнилось сеткой путей, тропинок, дорог, такой густой и сложно переплетенной, что они создавали собственную единую поверхность, перекрывающую долину. Эта сеть уходила далеко за горизонт, являя взору неясное, мерцающее движение. На бескрайних, широких хайвеях сложные механизмы мчались, гудя и сверкая, с такой скоростью, что разглядеть отдельные элементы было невозможно, – но в то же время создавалось впечатление единого потока. В других частях, на путях поуже, мелькали длинные грузовые составы и, проносясь, исчезали, тогда как мириады невидимых тропинок светились точками единичных транспортных средств.

Он моргнул, и все это исчезло.

Он повернулся к своему другому «я».

– Ну вот мы и добрались, – сказал конструкт. – Здесь наши пути расходятся. Ты запомнишь все, что должен?

– А как я узнаю, если не запомню?

– Гм. А что ты помнишь?

– Я иду в пустыню, – сказал он, бросив взгляд назад в сторону долины.

– К святилищу?

– К святилищу. И искать, и быть объектом поиска. Чтобы стать контейнером, вместилищем для того, что я там найду.

– Ты изменишься. Я уже изменился.

– Ты изменишься необратимо и, возможно, умрешь.

– Я думаю, ты еще поймешь, что мы всегда жили с этим знанием. Никакие наши нововведения ничего не смогли изменить.

– Надеюсь, я дал тебе все, что может понадобиться.

– И я тоже надеюсь. – Он заглянул другому в глаза. – А ты куда теперь?

Алан отвернулся и посмотрел назад – вдаль, где между раскачивающихся деревьев виднелась одна из башен стены.

– Я вернусь туда, – сказал он. – Буду делать то, чем давно уже занимаюсь, – наблюдать. И ждать твоего возвращения. Готовиться.

– Ну, тогда до встречи. – Он протянул руку.

– До встречи.

Они обменялись рукопожатием и смущенно улыбнулись, физически ощутив прикосновение, уместное даже здесь, в этом перевоплощении базовой реальности.

Конструкт кивнул в сторону долины, где все еще, казалось, сохранялся призрачный след неистового движения.

– К сожалению, это будет очень медленно.

– Медленно в этом случае значит безопасно.

– Удачи.

– И тебе.

Потом оба они повернулись, и один направился назад – вверх по склону холма по тропинке между деревьями в сторону огромной стены, виднеющейся вдалеке, а другой – вниз по склону, к долине.

Он брел полупустыней. Тропинки здесь располагались такой густой сетью, что у него под ногами и в самом деле была единая поверхность. Он видел, как ветерок следом поднимает пыль, и спрашивал себя, какую сторону природы крипта отражает это явление. Он остановился и оглянулся, посмотрел туда, где поднимались холмы, поросшие деревьями. В небесах за холмами висела подернутая дымкой крепость.

Его следы в пыли вели назад к вершине холма.

Он оглянулся и увидел другие следы, разбросанные здесь и там на дорожках, пересекавших долину. Небо наверху оставалось голубым – ни облачка. Он пошел дальше и, впервые увидев участок земли, на котором плоские валуны лежали каменными страницами, направился туда, вскарабкался на камни и пошел по ним, несколько изменив направление своего движения в соответствии с ориентацией валунов. Когда они снова исчезли под слоем пыли, он изменил направление.

Найдя следующую группу камней, он сел и, согнув ногу, посмотрел на подошву одного из ботинок. Подошва от края до края была иссечена рубчиками. Он подумал о том, что рубчики изменяются, и они приняли форму шевронов. То же самое сделал он и с другой подошвой, испытывая удовольствие оттого, что здесь все еще возможны такие изменения. Он взвесил в руке рюкзак, спрашивая себя, что может находиться внутри, однако понимал, что заглядывать туда нельзя. Важно было лишь то (он смутно вспоминал, как ему говорили об этом), что в нем лежат полезные вещи.

Он поднялся и пошел дальше.

Несколько раз он слышал, как песок и камни вокруг него издают высокий плачущий звук, – значит, он находился вблизи одного из крупных хайвеев передачи данных. Он останавливался, смотрел и видел хайвей перед собой – огромная сверкающая труба на поверхности долины. Она ревела, как водопад, в ней наблюдалось пульсирующее, сверкающее движение, да и сама труба тяжело двигалась, извиваясь, как огромная змея, протянувшаяся от горизонта до горизонта, смещалась из стороны в сторону, свивалась в кольца, вздымалась волнами, поднимала свое полужидкое тело над землей и бросала его назад.

Столкнувшись в первый раз с одной из этих гигантских сверкающих труб, он сел и некоторое время смотрел на нее. В результате хитроумных движений труба постепенно отодвинулась от него, а потом снова начала к нему приближаться. Он осмотрел землю и увидел те места, где поверхность была выровнена дорожками, на которые ложился хайвей. Он подумал о дельте реки, где образуются рукава, двигаются потоки, заиливаются, смещаются, и кажется, что двигаются острова под воздействием неутомимых водяных лент.

Он выбрал точку и (скорее из желания проверить такую возможность, а не из желания двигаться в эту сторону) нырнул под выгнутую нижнюю поверхность хайвея, поднявшегося над песком, и внаклонку бросился к другой стороне – над ним нависала огромная тень ревущего хайвея.

Все прошло без сучка без задоринки, и он удовлетворенно оглянулся на трубчатое тело хайвея.

Он побрел дальше.

Спустя какое-то время подул прохладный ветерок, и Сессин, хотя ему и не было жарко, испытал чувство благодарности: просто ветерок был чем-то иным. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, ни усталости; наконец он понял, что припустил бегом, а спустя какое-то время все же почувствовал усталость, дыхание участилось. Он перешел на неторопливый шаг, а когда дыхание нормализовалось, вернулся к прежней скорости.

Темнота понемногу заволакивала небо.

Когда свет почти совсем исчез, он сумел разглядеть призрачную серую картинку земли перед собой и продолжил свое движение. Он смотрел на черные небеса, которые снова заполнялись сетью огней и линий. Он смотрел, как эта решетка смещается, как меняются созвездия, смотрел просто с целью чем-нибудь занять себя. Он понимал: где-то в глубине души он знает, что означает этот безмолвно-сказочный вид, и его не беспокоило, что воздействие зрелища на него не сказывается немедленно, а размещается в какой-то тихой заводи памяти, которую он впоследствии сможет исследовать, если возникнет нужда.