Книга Нерв - Дик Фрэнсис

– Тревожит? – беззаботно повторил я. – Ну, естественно, я не был особенно восхищен, но ведь неудачи на скачках бывают у каждого жокея, их приходится пережить, пока снова не придет победа. Как сегодня, – закончил я, ослепительно улыбаясь в камеру.

– Большинство считает, что у вас была не просто неудача, – сказал он резко. Его обворожительные манеры явно дали трещину, и я заметил в его глазах вспышку ярости, правда, он быстро ее подавил. Но я получил огромное удовлетворение, и это позволило мне улыбнуться еще жизнерадостнее.

– Люди верят всему, когда затронут их карман, – сказал я. – Боюсь, что многие потеряли деньги, ставя на моих лошадей… вполне естественно, что они проклинают жокея… когда человек теряет деньги, он почти всегда проклинает.

Он слушал, как я латаю дыры, которые он проковырял в моей жизни, и не мог меня остановить; зрители бы подумали, что он ведет себя неспортивно. А ничто так быстро не убивает популярность телевизионного комментатора, как неспортивное поведение.

Он стоял справа от меня в профиль к камере, и сейчас он сделал шаг и встал рядом слева. Когда он приблизился, я почувствовал по мгновенной гримасе его рта, что он задумал какую-то жестокость, и был готов к тому, что он сделал в следующую секунду.

Широким жестом, выглядевшим на экране как проявление искренней дружбы, он тяжело уронил правую руку мне на плечо. Его большой палец лежал на шейном позвонке, а все другие – на спине.

Я спокойно стоял, повернув голову к нему, и сладко улыбался. Не помню, что еще в жизни требовало таких усилий.

– Теперь расскажите нам немного о скачке, Роб, – сказал он. – Когда вы поняли, что можете победить?

Будто тонна груза легла мне на плечи, такое чувство вызывала его рука.

– О… Я подумал, подходя к последнему препятствию, что у Темплейта есть большой запас скорости и он может на ровном участке обойти Эмеральду. Понимаете, он способен в конце так спринтовать…

– Да, конечно. – Он сильнее надавил на плечо и будто бы дружески ударил по спине. У меня закружилась голова и потемнело в глазах. Я продолжал улыбаться, отчаянно сосредоточив внимание на миловидном лице, приблизившемся к моему. И был вознагражден выражением недоумения и разочарования в его глазах. Он знал, что под его пальцами, под двумя тонкими шерстяными рубашками содрана кожа и от его прикосновения должна быть страшная боль, но он не мог понять, как мне удалось вырваться в ту ночь и не догадывался, чего мне это стоило. Я хотел, чтоб он поверил: никаких усилий не потребовалось вообще, веревки сами соскользнули, и крюк легко оторвался от потолка. Я хотел, чтобы он не почувствовал удовлетворения от сознания, будто он чуть не сорвал скачку с Темплейтом.

– И какие планы на Темплейта в будущем? – Он старался продолжать нормальный, естественный разговор.

Телевизионное интервью продвигалось по накатанному пути.

– Золотой кубок в Челтнеме. – Я боялся, что мой голос звучит не так спокойно, как мне хотелось бы. Но на его лице не было триумфа, и потому я продолжал: – Скорей всего через три недели он примет там участие. Конечно, если все будет хорошо.

– И вы надеетесь опять работать с ним? – Он едва сдерживался, чтобы не сказать мне что-то оскорбительное. Для него оказалось почти невозможным сохранять видимость такого же дружеского расположения, какое я выказывал ему.

– Это зависит от того, поправится ли Пип… и захотят ли лорд Тирролд и мистер Эксминстер, чтобы я работал с Темплейтом, если Пип еще не поправится. Но безусловно, я был бы счастлив, если бы получил шанс.

– Мне кажется, вы еще никогда не участвовали в Золотом кубке? – Он сказал так, будто я годами старался попасть в число участников, а мне отказывали.

– Не участвовал, – согласился я. – Но он проходил всего два раза с тех пор, как я стал жокеем. И если мне так быстро удастся сделать скачок в моей карьере, это будет большая удача.

К моему удовлетворению, его ноздри раздулись от злости. Удар прямо под ложечку, дружок, подумал я. Ты забыл, как недавно я пришел в королевство скачек.

Он отвернулся к камере, и я увидел, как окаменели у него шея и подбородок и как заметно бьется пульс в виске. Я легко представил, с каким удовольствием он узнал бы о моей смерти. И все же он владел собой настолько, чтобы понимать: надави он на плечи сильнее, и я догадаюсь, что это не случайно.

Возможно, если бы он в этот момент меньше контролировал себя, я бы милосерднее отнесся к нему потом. Если бы сквозь профессионально любезное выражение прорвалась ярость или если" бы он в неуправляемой мстительности открыто всадил ногти мне в спину, я, вероятно, поверил бы, что он скорее безумен, чем просто зол. Но он слишком хорошо понимал, где надо остановиться, и потому, по моим представлениям, такая самодисциплина свидетельствовала не о сумасшествии, а о нормальности. Нормальный и владеющий собой, он не собирался приносить себе ни малейшего вреда. И потому я наконец отбросил просьбу Клаудиуса Меллита – «жалеть, лечить, простить».

Кемп-Лоур спокойно договорил, заканчивая передачу, и на прощание больно пожал мне руку, что на экране выглядело вполне естественно. Медленно и методично я повторял про себя десять самых неприличных слов, какие знал, и немного спустя ипподром Аскота перестал кружиться вокруг меня, все стало на свои места – и кирпичные стены, и трава, и люди. Я опять четко их видел, и они снова стояли перпендикулярно земле.

Оператор за камерой поднял большой палец, и красный глазок потух.

Кемп-Лоур повернулся ко мне и сказал:

– Ну вот и все. Теперь мы не в эфире.

– Спасибо, Морис, – воскликнул я, тщательно состраивая последнюю теплую улыбку. – Выиграть большие скачки и заключить победу телевизионным интервью с вами – всё, что мне нужно. Я на седьмом небе. Я так благодарен вам, спасибо. – Я тоже всунул пальцы в его раны.

Он взглянул на меня, выработанная привычка очаровывать боролась с бушевавшей злостью и все-таки победила. Он повернулся и пошел, волоча за собой черный шнур микрофона.

Невозможно сказать, кто из нас больше ненавидел другого.

15

Я появился на пороге Джоанны в жалком виде. Сначала я привез на такси Тик-Тока и его сногсшибательную девушку в скучный «Белый медведь», по моему мнению, там на стоянке должен был стоять брошенный «мини-купер». Конечно, Кемп-Лоур приехал в «Белый медведь» на своей машине, но воспользовался «мини-купером» для задуманной экспедиции в пустующую конюшню и, вернувшись, пересел в свою машину. И все же я вздохнул с облегчением, когда мы нашли на стоянке нашу малютку в полном порядке.

Шуточки Тик-Тока насчет моего неуважения к коллективной собственности сразу же прекратились, когда он нашел в машине мои часы, бумажник и другие вещи из карманов, и вдобавок на заднем сиденье – пиджак, пальто и обрывки белой нейлоновой веревки.

– Что за чертовщина, – медленно проговорил он, – зачем вы оставили тут машину? Почему вы бросили в машине часы, деньги, пальто? Удивительно, что их не украли.