Книга Крайние меры - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обещаю, – серьезно сказал Крячко. – Но главное – подумай, Арнольд, – зачем мне тебя топить? Смысла нету! Ты мне еще очень пригодишься здесь, на своем месте, живой и здоровый. А теперь, как Галич пел, "давай подробности".
Плеваться от омерзения хотелось, такие подробности выслушав!
После того как единственно верное марксистско-ленинское, научно-материалистическое мировоззрение приказало долго жить, произошел естественный, вполне предсказуемый «откат», к сожалению, слишком оголтелый, а потому донельзя вульгарный. Безумно модными стали чудотворство, магия всех цветов радуги, заговоры – заклинания, ворожба, наведение и снятие порчи, причем неустанно придумывались все новые способы и формы всей этой ахинеи. Смотаться между делом в астрал россиянину стало легче, чем к тетке Дарье в Кологривовку. Любая печатная продукция: книжки, брошюрки по демонологии, колдовству, шаманству, оккультизму расхватывались в мгновение ока, как горячие пирожки на морозе, несмотря на фантастическую убогость содержания.
Мутная волна конъюнктурщины выплеснула на телеэкраны легион жуликов, шарлатанов и просто откровенных клиентов дурдома, однако "пипл хавал" – внимали им, раскрыв рот. Экстрасенсы, духовидцы, пророки, оракулы, прочие разные контактеры с Вселенским Разумом плодились, как комары на гнилом болоте. Предсказания астрологов, хиромантов, гадалок, исполненные в технике от карт Таро до разбора внутренностей крупного рогатого скота, имели шумный успех, а конец света с последующими неприятностями разве что ленивый из этой публики не предрекал. Вся страна слегка рехнулась. Все мы оказались в своего рода идеологическом вакууме.
Но в особенно поганую и тяжелую ситуацию угодила молодежь. Откуда у подростка взяться иммунитету? То-то и оно, что неоткуда! Зато в переизбытке присутствует чувство отверженности и одиночества, острое ощущение беспокойства и страха, обусловленное низкой самооценкой и неумением – да и нежеланием! – адаптироваться в обществе. И ведь можно понять: стоит ли такое общество того, чтобы пытаться приспособиться к нему?
Не у всех так? Ясное дело… А что, мало таких, чье детство омрачено бесконечными родительскими ссорами, алкоголизмом отца, истерией матери, постоянными неудачами в школе, презрительным отношением ровесников?
А непонимание собственных поступков, становящихся все более и более непредсказуемыми, страх за их последствия, это вам как? А то, что подросток не может сыскать хоть сколько-нибудь удовлетворительный смысл собственной жизни? От этого ни самая благополучная семья, ни достаток, ни… Ничего от этого не защитит!
Наука? Философия? Так они далеко не для всех доступны. Мало того! Современная наука и философия дают основания для чего угодно, но только не для оптимизма. Не говоря уж о текущей политической и общественной жизни, тут попросту: "Прочитал передовицу – захотелось удавиться!" И чем подросток умнее, тем сильнее ему этого захочется. Весь мир вообще и собственная жизнь в частности – кстати, и чужие жизни! – становятся вещами ненужными, бессмысленными и не стоящими ломаного гроша.
Точка опоры потеряна безвозвратно… Бог мертв! Так на кого же полагаться? Может быть, на самого себя? Э-э… Пробовали! И что вышло?
Хреново вышло!
Бездны зла, индивидуального и коллективного, разверзшиеся в минувшем столетии, обнаружили глубокую порочность идеи создать абсолют из человека. Негоже, когда "свято место" становится пусто. Потому что на вакантное место бога является, во всем своем мерзостном величии, кто?
Правильно – его оппонент. Со своими заповедями.
А поэтому, если ты хочешь украсть – укради, любишь ложь – лги всегда и везде, решишь кого-нибудь убить – пожалуйста, убивай. А главное – трижды наплюй на всех, кроме самого себя!
И трудно ли увлечь озлобленного на весь мир подростка такой программой? Ведь нетрудно! Но каким же подлецом надо для этого быть.
– Есть у них, у Ржавого с малолетками, такая специальная квартирка в Расторгуевском переулке, – понизив голос, закончил Арнольд. – И коли вам так уж приспичило пообщаться… Сегодня, да вот прямо сейчас, они там. Типа черной мессы у них. До раннего утра беситься будут. Почему я уверен? Эх вы, темнота! Ночь на первую пятницу марта посвящена демону Велиалу, не знали? А я вот, со своим контингентом, шибко подкованный стал в демонологии. Вот вам адресок…
– Как думаешь, Лев, – спросил Крячко, подождав когда Гуров захлопнет дверцу «Пежо» и подойдет к нему, – не мог этот Шварценеггер недоделанный нас подставить? С адресом он, конечно, не наврал, но мог ведь позвонить на сотовый Рыжикову, предупредить.
Сыщики стояли перед унылого вида шлакоблочной хрущобой, спрятавшейся в глубине двора. Ветер нес вдоль по Расторгуевскому переулку серые клочья тумана. Наступил самый глухой час ночи.
– Не думаю. Сволочь он, конечно, преизрядная, но на полного идиота не похож. Должен был сообразить, что подобное предупреждение ему дорого обойдется. А вот мы с тобой кое-кого предупредим.
Гуров достал мобильник, набрал номер квартиры Дубравцевой.
– Павел? Как там твоя подопечная, спит? А ты, значит, бдишь. Правильно делаешь… Все подробности наших подвигов узнаешь при личной встрече, а сейчас организуй пару групп ППС в Расторгуевский, к дому номер восемнадцать. Ты говорил, что есть у тебя такая возможность. Что? А, вот и отлично. Через двадцать минут будет в самый раз. Инструкции следующие: пусть они подгонят машины ко второму подъезду, где стоит «Мерседес» Станислава и мой «Пежо». А потом пусть тихо сидят в машинах и ждут. Возможно, мы управимся сами. Но, кто бы из этого подъезда ни выскочил, пусть немедленно берут. Это я страхуюсь на случай, гм-м… непредвиденных обстоятельств. Да, похоже, мы на него вышли. То есть как – что будем делать? Брать мерзавца, чего ж еще?
Кодового замка подъездная дверь не имела. Гуров и Крячко поднялись на второй этаж, к нужной им квартире. Звонить они, естественно, не собирались, не рассчитывая встретить теплый прием. Нужно было оценить обстановку и решить – как проникнуть в квартиру?
Дом, где располагалось гнездо сатанистов-малолеток, прирученных Виктором Рыжиковым, поражал воображение своей редкостной запущенностью. Почти в центре столицы такое увидишь нечасто. По пролетам подъездной лестницы нагло, не скрываясь, шастали здоровенные ржаво-рыжие крысы. Неистребимая кошачья вонь – еще одна характерная черта подъезда – нимало их не пугала. Хватало живности помимо крыс: тараканы, мокрицы, мелкие, но злобные подвальные комары, которые плодятся даже зимой.
Трубы и батареи отопления давно сгнили на корню и подтекали мутной, чуть теплой водицей, которая стояла небольшими лужицами на лестничной площадке. Или то была моча? Унылая темно-коричневая краска пошла пузырями, отслаивалась целыми пластами. Из колонны мусоропровода с оторванной крышкой лючка несло застарелой гнилью.
Но дверь однокомнатной квартиры номер двадцать семь оказалась, как на грех, вполне добротной. Листовая сталь, шведский ригельный замок. Такую универсальной отмычкой не возьмешь!