Книга Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

Присутствовавшие неловко заворочались в своих креслах. Нарушил молчание второй из штатских, небольшого роста, с коротко стриженными темными волосами, подтянутый и живой, словно породистый терьер.

— Возможно, Его Величество перекладывает на нас вину, которую с полным основанием можно было бы возложить на более царственные плечи, — возразил он.

— Помолчите, — грубо прервал его фон Берг. — Здесь не место вашей берлинской наглости.

— Мы хотим знать правду, всю правду, которую наш император так редко слышал раньше! — вскричал радикальный депутат. — Разве сам он не сказал нам об этом? Разве все не говорили ему то, что он хотел услышать, вместо того, чтобы доложить ему истинное положение вещей? Разве он не принимал это на веру и не уступал всем в своей доверчивости?

— Довольно, Брюннер! — гневно воскликнул адмирал. — Мы собрались здесь, чтобы выслушать императора, а не слушать ваши левые лозунги и речи. Однако, Ваше Величество, ваши обвинения весьма серьезны. Когда и как ваши советники подвели вас или ввели вас в заблуждение?

Британский линкор "Бенбоу"

— Всегда и везде, — горько ответил кайзер. — Едва ли все то, что обещали мне и германскому народу, было когда-либо исполнено. Взять хотя бы флот, фон Шпеер. Разве командование «Кайзерлихмарине» не убеждало нас всех, что, начав в феврале 1917–го неограниченную подводную войну против Англии, мы задушим ее голодом и тем самым выведем из войны? Вы и ваш штаб повторяли это, словно заклинание. Сейчас ноябрь 1918–го, и где же голод в Англии?

— Обстоятельства оказались выше нас, Ваше Величество.

— Мудрый советник всегда предвидит возможный поворот событий. А вы, фон Берг? Разве вы с Людендорфом не убеждали меня, что с выходом России из войны мы сможем перебросить высвободившиеся части с востока на Западный фронт, затем оттесним французов за Париж, а англичан сбросим в море?

— Нам это почти удалось, Ваше Величество.

— Все ваши заверения были полностью некомпетентны. Вы все заявляли, что так и случится. В 1914–м все военные, как один, убеждали меня, что британские сухопутные войска не стоят даже упоминания. Однако эти донесения, — кайзер похлопал рукой по лежавшей на столе объемистой папке, — убедительно доказывают, что за последние четыре месяца они взяли у нас больше пленных и пушек, чем все остальные союзники. Как и чем вы можете объяснить столь дикие просчеты?

Прославленный фельдмаршал опустил глаза.

— Я не мог недооценить англичан, — ответил он.

— Их недооценили мои советники. А американцы! Разве дипломаты не были уверены, что те никогда не ввяжутся в войну? Разве флот не заявлял, что они не смогут переправить армию через океан? Разве военные не настаивали на том, что у них вообще нет никакой армии? А теперь, — он взял со стола папку и потряс ей перед присутствовавшими, — у них в Европе миллионная армия и именно их корабельная артиллерия утюжит дороги между Монмеди и Конфланом — единственные пути отхода на нашем правом фланге. «Этого» не могло быть, «то» было просто невероятно… Однако все это — суть свершившиеся факты. Разве не удивительно, что народ потерял мужество и разуверился, когда его все время обманывали?

В разговор вступил до сих пор молчавший худой генерал в очках и с суровым лицом. Его слова были холодными, резкими и точными — слова скрупулезного и дотошного штабиста.

— Ваше Величество, все взаимные обвинения и упреки сейчас неуместны. Перед нами стоит вопрос чрезвычайной важности. Большевики находятся уже в двадцати двух километрах от Спа, и если вы попадете к ним в руки, никто не сможет поручиться за последствия. Ваша жизнь в опасности, и ответственность за нее лежит на нас.

— Что вы предлагаете, генерал фон Гренер?

— Государь, мы едины во мнении, что вам нужно немедленно пересечь голландскую границу. Это предложение генерала фон Хентца. До границы всего несколько километров, и ваш литерный поезд уже ждет на станции.

— И куда же я отправлюсь после пересечения границы?

— Мы позволили себе, Ваше Величество, связаться по телеграфу с правительством Нидерландов. Ответа пока что нет. Но мы не можем ждать. Ваш поезд оборудован всеми удобствами, там же находится ваша прислуга. Остальное можно решить позже. Если вы дадите радио из Эйдена, мы будем в полном спокойствии за вас.

Император не некоторое время погрузился в молчание.

— Не будет ли это расценено, — произнес он наконец, — как то, что я оставил свою армию и свой народ в момент глубочайшего кризиса? Это уже вопрос чести.

— Государь, пока вы действуете по настоянию вашего высшего совета, это едва ли может быть вменено вам в вину, — заметил фон Гренер.

— Честь — личное дело каждого человека, и никто не вправе снимать с него ответственность, — возразил кайзер. — Полагаю, господа, что вы можете быть свободны. Вы высказались и дали мне советы по мере своих сил и способностей, окончательное же решение остается за мной. Вас, фон Берг, и вас, адмирал, я попрошу остаться еще на пару слов.

Остальные поклонились и вышли из кабинета. Император подошел к двум прославленным служакам, которые почтительно встали со своих мест.

— В вас, — сказал он, кладя старому фельдмаршалу руку на плечо, — и в вас, адмирал, я признаю тех двух людей, что представляют собой честь моих армии и флота. Вы более всех других вправе судить о чести.

Забудем на время об императоре и его подданных. Скажите мне прямо, по — мужски, вы бы лично посоветовали мне отправиться в Голландию?

— Так точно! — в унисон отчеканили они.

— Вы считаете, что после этого моя честь останется незапятнанной?

Германский торпедный катер V187

— Без всякого сомнения, Ваше Величество. Сейчас нам придется вступить в переговоры об условиях перемирия. Президент США решительно заявил, что с вами он никаких переговоров вести не будет. Дело не сдвинется с мертвой точки, пока вы не уедете. Лучшее, что вы сейчас можете сделать для Германии, — поступиться своими личными чувствами и на время исчезнуть с политической арены.

С минуту кайзер размышлял, сурово нахмурив брови. Наконец, он прервал молчание.