Книга Шляпка с перьями - Мэри Бэлоу

Он понял, что начал рассказ с нужного места. Если бы он рассказал ей о счастливом, беззаботном детстве – а оно было таким в большинстве случаев, – он бы не смог показать истинную правду. Он бы не позволил ей когда-либо узнать себя.

Она подалась к нему, забыв о еде.

– Не могу представить этого, – призналась она. – Ты и твой титул, твое положение – вы кажетесь неотделимыми друг от друга.

– Это теперь они неотделимы от меня, – сказал он. – Я же говорю о детстве – времени бунта. Я слишком рано понял, что жизнь не предоставила мне никакого выбора. И кто будет жаловаться на это, на то, что его будущее обеспечено? – Он взмахнул рукой, охватывая всю комнату. – Только глупый ребенок, конечно. Мужчина учится принимать свой жребий, особенно если к нему прилагаются такое богатство и такая власть.

– Но кто может винить ребенка, – сказала она, – за то, что он хочет быть свободным? За то, что у него есть мечта.

Да, она поняла. Никто больше не понимал. Никто. И он не говорил ни о чем подобном уже одиннадцать лет. Нет, дольше. С того времени, когда был подростком. Он очень редко открывался кому-нибудь до конца. Он вдруг ощутил волнение, почти испуг. На некоторое время он вернулся к еде.

– Очень немногие люди свободны, – сказал он. – Фактически, никто. Это понимают, когда приходит зрелость. И это приходится принять. Для некоторых клеткой становится бедность, или плохое здоровье, или другие печальные причины. Мой отец был прав, когда называл меня неблагодарным мальчишкой и безжалостно подавлял мой бунт. Наверное, я его пугал. Будем надеяться, что наш старший сын не будет таким своенравным.

– А если будет, – продолжила она, – то будем надеяться, что его отец отнесется к нему с пониманием.

Он улыбнулся ей. Они говорили так, будто у них было будущее. Было ли? Он подозревал, что будущее сейчас в его руках. Он должен помочь ей узнать его. Он должен надеяться, что он понравится ей, что она захочет провести остаток жизни с ним. Она уже должна была понять, что он никогда не принудит ее к тому, чтобы она жила с ним полной семейной жизнью или же просто оставалась в одном доме, сохраняя за счастливым фасадом пустой брак. Она была богата, у нее был свой вполне достойный дом и собственные деньги.

А он начал с воспоминаний о том, каким глупым, полным жалости к самому себе он был в детстве.

Остаток ужина и остаток вечера в гостиной он рассказал ей несколько более веселых историй из детства, выбирая те, которые были наиболее забавными и в которых участвовал Джордж. Элизабет и Джейн родились несколько лет спустя и редко принимали участие в играх. Рассказывая, он улыбался и даже смеялся.

– Завтра, – сказал он наконец, когда увидел, что она устала, – я покажу тебе дом, Стефани, в том числе парадные комнаты и галерею. А если погода будет хорошей, я покажу и парк. Завтрашний день мы посвятим самим себе. Послезавтра ты сможешь начать быть герцогиней Бриджуотер, если пожелаешь.

– Да, – сказала она. – Я этого хочу, Алистер. Но завтрашний день мы проведем вместе. То, что мы делаем – очень важно.

Он провел ее вверх по лестнице и остановился перед дверью гардеробной.

– Так я могу прийти сегодня? – спросил он.

Она кивнула, после чего он распахнул двери. Когда она вошла, он закрыл двери за ней.

Он не рассказал ей, каким мечтателем был. Это были две абсолютно разные стороны его натуры – шаловливый, бойкий мальчишка-бунтовщик, с одной стороны, и одинокий мечтатель – с другой. Она вызывали ярость у его отца. И оба были подавлены, полностью уничтожены.

Он не был уверен в том, что стоит делиться со Стефани второй половиной своей натуры. Он не был уверен, что может раскрыть душу даже перед ней. И все же, когда он готовился к тому, чтобы навестить ее, что-то говорило ему, что его единственный шанс – в полной честности. Способен ли он на это?

Она стояла у окна, выглядывая наружу, и, когда он вошел в комнату, обернулась к нему через плечо. Поза не была обдуманной, он прекрасно понимал это – теперь он знал о том, насколько она невинна, гораздо больше, чем при их первом знакомстве. Но даже если бы она приняла ее предумышленно, то не выглядела бы более притягивающе. Ее рыжие волосы, блестевшие в свете свечей, тяжелыми волнами лежали на ее плечах. Поворот тела под шелком отделанной кружевом ночной рубашки подчеркивал ее изящную худобу.

Она полностью повернулась, когда он пересек комнату и стал прямо перед ней, и протянула к нему руки. Она сказала, что он может прийти, и, как он видел, она не собиралась уклоняться от обещания. Она подняла лицо навстречу к нему.

Он старался сдерживать свою страсть, но она приоткрыла рот, когда его губы легко коснулись ее губ, и его язык проскользнул в горячую влагу, в то время как он притянул ее к себе. Она прильнула к нему всем телом и опустила руки на плечи. Он подумал, не делает ли она это по простому велению долга, но чувствовал, как горит ее тело, сквозь ночную сорочку.

Он целовал ее шею, уши, подбородок, глаза. И снова губы.

Он ранил ее, подумал он. Он признался, что предпочел поверить тому, что видели его глаза, а не тому, что она рассказала. Она могла воспринять это так, словно она была лишь игрушкой для него, развлечением. Игрушкой, которую он использовал, чтобы развеять скуку, и хотел использовать для своих сексуальных удовольствий. Он отверг ее как личность.

И теперь она обладала властью ранить его, разрушить стены, который он долгими годами создавал вокруг себя настолько осторожно, что сам не замечал этого. Стены, за которыми он спрятался, чтобы никто не добрался до него и не обнаружил пустоты его существования.

Стефани добралась до него, поняла она это или нет.

– Пойди и ляг, – сказал он.

Но когда она подошла к кровати и собиралась лечь, он остановил ее. Он поднял руки к верхней пуговице на ее сорочке.

– Можно? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

На мгновение она отвернулась и посмотрела на единственную свечу, которая горела у изголовья кровати. На каминной полке оставалось еще множество свечей. Она кивнула как бы против воли, и он расстегивал пуговицы одну за другой, пока сорочка не соскользнула с плеч. Она даже не попыталась отдать дань скромности, прикрыв плечи руками. Руки ее безвольно свисали по бокам, пока последний клочок одежды не соскользнул с нее и не упал на пол.

Она была худенькой, трогательно красивой. Она смотрела на него, и ее лицо оставалось спокойным, подбородок поднялся вверх, пока его глаза скользили по ее телу. Он стащил через голову ночную сорочку и отбросил ее в сторону.

– Ложись, – сказал он.

Он колебался всего мгновение. Но он не стал гасить свечи. И прежде чем присоединиться к ней в постели, он одним движением сорвал одеяло и бросил на пол у кровати. Возможно, он губит собственную судьбу, думал он, но если она действительно хочет, чтобы их брак продолжился, она должна понять в полной мере телесную, физическую сторону того, что они будут делать в постели. Он подозревал, что во время первой брачной ночи она пряталась за темнотой, закрытыми глазами, одеялом и всем тем, что ей успели наболтать о долге его мать и другие люди.