Книга Вирус - Цай Цзюнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это такое дело, которое даже представить себе невозможно. Мне и в голову не могло прийти, что я хоть кому-нибудь смогу рассказать о нем. Потому что, если даже все рассказать, никто не поверит.
Он замолчал.
– Я поверю вам. Клянусь!
Отец Сянсян кивнул и продолжил:
– В тот год, летом, после того как нам позвонили из провинции Цзянсу и сообщили, что с Сянсян случилось несчастье, мы просто не могли поверить в это. Сразу поехали туда. Увидев тело Сянсян, я пал духом. Она была единственным ребенком, восемнадцать лет мы не могли нарадоваться на нее. Красивая, умная, добрая – наша единственная надежда. И вот она погибла. Мне казалось, что моя жизнь кончена.
По закону Сянсян должны были кремировать там же, на месте. Мы отвезли ее в крематорий и пошли ночевать в тамошнюю гостиницу, так как ритуал прощания был назначен на следующий день. В тот же вечер к нам в номер пришел человек. Он задал нам очень странный вопрос: не хотим ли мы, чтобы наша дочь вернулась в свое собственное тело? То есть чтобы она ожила! Я сказал, что, конечно, хочу, но это невозможно. А затем попросил, чтобы он не терзал нам душу и немедленно уходил. Но человек не ушел, он продолжал утверждать, что может воскресить Сянсян. Я понял, что это сумасшедший. С такими не следует спорить. А незнакомец продолжал настойчиво убеждать нас, что может вернуть нашу дочь. Условием была абсолютная тайна. Нельзя, твердил он, чтобы хоть кто-то узнал об этом. Чтобы он не начал буйствовать, мы с женой кивали и не спорили с ним. Наконец он ушел.
Это был странный человек – таинственный и загадочный. Я преподаю биологию в университете и абсолютно не верю ни в какую мистику, в том числе и в воскрешение из мертвых. Но в тот момент я был не ученым, а просто убитым горем отцом. Поэтому в глубине моей души зародилась надежда: а вдруг он говорит правду? Ради Сянсян мы были готовы на все.
На следующий день в зале прощания мы в последний раз увидели нашу Сянсян. Она спокойно лежала в гробу. Мне казалось, что моя доченька просто спит. В тот момент я верил, я надеялся, что она жива и просто крепко спит. После церемонии прощания мы с женой вдвоем вошли в зал кремации. Тут я с удивлением увидел, что служащий крематория – тот самый человек, который вечером приходил к нам и предлагал воскресить Сянсян.
Он улыбнулся нам и попросил удалиться, но я не согласился, я хотел видеть, как Сянсян навсегда покинет нас. Однако у мамы Сянсян было больное сердце, она могла не вынести этой картины и потому согласилась с требованием служащего. В конце концов я тоже не выдержал и покинул крематорий. Через час этот странный тип вынес нам урну с прахом Сянсян. Я спросил, действительно ли это ее прах. Он поклялся, что это так. А потом шепотом сказал, что мы должны еще три дня жить в гостинице и через три дня Сянсян вернется к нам.
Возвратившись в гостиницу, мы стали собираться – я ни на грош не поверил психу из крематория. Мы хотели покинуть это скорбное место и побыстрее уехать домой. Но едва мы дошли до станции междугородных автобусов, как я, непонятно почему, вдруг повернул и пошел обратно в гостиницу. Наверное, я так тосковал по Сянсян, что просто лишился рассудка от горя. Мне все еще казалось, что Сянсян жива, а это всего лишь кошмарный сон. В грустных раздумьях мы прожили в гостинице три дня.
На третий день ночью, когда мы, отчаявшись, опять начали паковать вещи, кто-то постучал в дверь. Я открыл – и обомлел: передо мной стояла Сянсян. Вне всяких сомнений, это была она. Ее лицо, руки, фигура… Я обонял присущий только ей врожденный аромат ее тела. Ошибки быть не могло. Никакой грим, никакое внешнее сходство не могли бы обмануть меня. Мы с женой бросились обнимать ее и зарыдали в голос, но Сянсян не плакала.
Оказалось, что она ничего не знает о том, что с ней случилось. Помнит только, что пошла купаться, а потом вышла на берег и пришла к нам в гостиницу. Сянсян была одета в ту же одежду, в которой с ней приключилось несчастье, и держалась она так, будто с ней вовсе ничего не произошло: сказала лишь, что очень хочет есть. Мы ее накормили и в тот же вечер вернулись в Шанхай.
Мы боялись рассказать об этом кому бы то ни было и решили, что будет лучше, если Сянсян перестанет жить с нами: ее никто не должен был видеть. Мы сняли ей квартиру, помогли сменить имя и фамилию, я устроил ее учиться в университет. Я заметил, что она сильно изменилась, наверное, потому, что стала жить отдельно от нас. Она стала очень холодна к родителям. Раньше она любила петь и танцевать, общаться с друзьями, а после поступления в университет стала скрытной, молчаливой, все читала книги о разных таинственных явлениях, постоянно рассуждала о смысле жизни, увлеклась философией и мистикой. В общем, она стала абсолютно другой – не похожей на ту, нашу Сянсян. А внешность и голос остались прежними.
После второго курса она уехала на каникулы, а потом, когда вернулась, поменяла адрес, и мы даже не знали, где она сняла себе жилье. Год назад от рака умерла моя жена, а Сянсян даже не пришла попрощаться с ней. Я иногда видел ее в университете, но она сторонилась меня. После окончания университета Сянсян полностью прекратила связь со мной, и мы – отец и дочь – больше ни разу не виделись.
– Да, значит, это не ошибка, – пробормотал я.
Он тяжело вздохнул и продолжил:
– Сначала я ничего не понимал и не хотел понимать. Мне нужно было чудо – и это чудо свершилось. Однако потом, когда я заметил в Сянсян все эти перемены, я попробовал разобраться во всем, что с нами произошло. Может быть, надо было позволить Сянсян тихо покоиться в земле. Может быть, это моя самая страшная ошибка. Возможно, все, что потом произошло, – и перемены в Сянсян, и мучительная безвременная смерть жены – все это кара божья.
– А тот рабочий из крематория? Как он выглядел?
– Обычно. Примерно моих лет, без особых примет. Только говорил загадочно и таинственно.
– Вы больше не видели его?
– Нет. Сначала мы хотели съездить к нему и поблагодарить за то, что он всех нас вернул к жизни. Но так и не собрались. Наверное, потому, что я с самого начала не понимал, почему он сделал это для нас. В чем был его интерес? Ведь он не получил от нас ни гроша. Да он и не просил денег. Ничего не просил. А потом у меня появились все эти сомнения, и в моей душе родился страх перед тем человеком. Я безумно боялся его и не хотел больше встречаться с ним.
– Спасибо вам, отец. Может быть, вспомните что-то еще?
– Нет, это все, что мне известно. Пусть я нарушил договор, который заключил с этим человеком, – хранить все в тайне и никогда никому не рассказывать об этом, – но вот поделился с тобой, и вроде полегчало на душе. – Он помолчал, а потом с надеждой спросил: – Скажи, сынок, как там моя Сянсян? У нее все в порядке?
– У нее все хорошо, не беспокойтесь о ней. Может быть, скоро все кончится, и она сможет вернуться к вам. – Я не хотел мучить старика и рассказывать ему обо всех страшных событиях, которые произошли в последнее время.
– Дай-то бог. И еще. Ты сказал, что все это касается жизни многих людей. Неужели Сянсян совершила нечто ужасное?