Книга Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

Закончив, он открыл глаза, но это мало чем ему помогло. Кругом ничего не было: потемки и плотная тишина.

Центральный зал собрания членов общества, который ничем не отличался от какого-нибудь зала собраний квартального совета, был полон. Мужчины и женщины разговаривали, курили, смеялись, ожидая начала. Нельсон Чоучэнь сел, чувствуя себя несколько скованно, поскольку было очевидно, что все от него чего-то ждут, а по правде говоря, он понятия не имел, о чем говорить. Вень Чен не сообщил ему никаких подробностей и ничего не объяснил. «Они хотят видеть вас, хотят слышать вас». Вот и все.

Вскоре Вень Чен попросил тишины и стал говорить. Нельсон, не понимая слов, подумал, что тот представляет его. Как странно, подумал он. Происходящее не показалось ему собранием тайного общества, оно походило на университетскую аудиторию, и это подбодрило его. В конце концов, это его вотчина. Поэтому, когда Вень Чен передал ему микрофон, Оталора решил, что лучше всего рассказать о своем деде.

— Говорите по-английски, — предложил Вень Чен. — Я переведу.

— Мне выпала незаслуженная честь: мне позволено присутствовать здесь, — начал свою речь Нельсон, — ведь, по правде говоря, именно вы помогли мне понять, кто я такой. Всего несколько дней назад я был всего лишь перуанским профессором литературы, писателем, который пишет повести, поэмы и эссе, который живет в Остине, в американском штате Техас, и чье мировоззрение, чей жизненный горизонт ограничен Европой и Америкой. Но благодаря счастливой случайности в свои сорок пять лет я решил предпринять это путешествие в Пекин, путешествие, которое должно было быть чем-то вроде возвращения к своим корням, поскольку, несмотря на то, что у меня мало сведений о них, я всегда знал, что мой дед родился в Китае и что по неизвестной причине, будучи молодым, он эмигрировал в Перу.

Нельсон сделал паузу для переводчика, налил себе в стакан минеральной воды и отхлебнул половину, что позволило ему мимоходом оценить реакцию публики на его слова.

— О дедушке у меня сохранились лишь некоторые детские впечатления, поскольку он умер, когда я был еще очень юным. Он обосновался в Куско, прекрасном колониальном городе в верховьях перуанских Альп, потому что, как он говорил, это место напоминало ему Лицзян, его родную деревню, и там он стал работать портным — в этой профессии китайская община в Перу пользуется большим авторитетом. Оттуда родом моя семья. Там родился мой отец, и я тоже там родился, а потом оставил Перу, чтобы обосноваться в Соединенных Штатах. О жизни в этом городе я поведал в одном из своих самых известных произведений, «Блюз Куско», которое, надеюсь, однажды будет переведено на китайский язык и в котором я, помимо прочих перипетий, рассказываю об обычаях китайско-перуанской семьи в пятидесятых годах.

Во второй раз сделав паузу, Нельсон с волнением заметил, что слушатели делают записи. Он подумал об Эльзе, о том, какую гордость испытала бы жена, увидев его здесь, на этой трибуне. Несомненно, очень скоро его произведения появятся на полках пекинских книжных магазинов, и он сможет вернуться сюда вместе с ней, чтобы пожинать плоды успеха.

— Все мои произведения так или иначе являются попыткой исследовать эту тему, и в конечном счете это размышления о взаимоотношениях между Западом и Востоком, благотворных для обеих сторон; хотя показаны эти отношения индивидуально, через простых персонажей, настоящих людей, в которых, как я считаю, заключена суть бытия. Если книги, которые мне удалось написать, до сего дня существуют и читаются в Америке, то это потому, что сто лет назад молодой китаец, в голове которого кипели страстные мечты, сел в лодку и причалил к перуанским берегам. Как я сказал вначале, я мало знал об этом храбром человеке, потому что он никому так и не поведал того секрета, который сегодня вы здесь, в Пекине, мне открыли: что он был великим патриотом, сражался за свободу и был героем. Современные герои, надо сказать, как раз такие: простые, молчаливые, скромные, как большинство людей, будь они родом с Востока или с Запада.

Снова сделав паузу, он вдруг понял, что до сих пор много говорил о себе и должен наконец сосредоточить свою речь на образе деда. Но мысли зашли в тупик. Он не мог ничего вспомнить. Как быть?

— Ху Шоушэнь, или Хуанито Чоучэнь, как его называли в Перу, очень скоро показал всем, из какого тонкого материала была сделана его натура. Во время народных бунтов против диктатуры Санчеса Серро, в начале тридцатых годов, он организовал отряд из крестьян и мелких торговцев — милицию, защищавшую сельские районы от бесчинств армии. Я особенно хорошо помню, как они освободили группу политических заключенных, несправедливо задержанных полицией в местности близ Ранкаса, деревни в Андах. Хуан Чоучэнь во главе отряда из восьми человек штурмом взял тюрьму и, освободив своих товарищей, отвел их в горы. В течение двух недель их преследовали войска, но он, пустив вперед освобожденных пленников, решил остаться в горной расщелине, чтобы одному сразиться с целым батальоном и, таким образом, предоставить товарищам время для бегства. Имея при себе два ружья, пистолет и ящик с патронами, мой дед отбивал атаки солдат — защитников диктатуры, — а потом, когда у него кончились патроны и он посчитал, что его друзья уже в безопасности, ушел, прячась в тени гор…

Его речь произвела впечатление. Некоторые из присутствующих, выслушав перевод, вытирали слезы. Группа людей в первом ряду начала аплодировать.

— Вот так имя Хуана Чоучэня превратилось в легенду в Андских горах. Крестьяне и мелкие торговцы, слыша его, чувствовали себя защищенными. Бабушка рассказывала, что его много раз искали у нас дома, но ему всегда удавалось бежать, прячась в народе, потому что враги не знали его в лицо. А лицо Хуана Чоучэня стало лицом всех притесняемых крестьян, страдавших от жестокой диктатуры, после падения которой, в результате убийства диктатора одним из его же приспешников, народу были возвращены честь и достоинство, за которые сражался мой дед. И что же сделал Хуан Чоучэнь после того, как моя страна обрела вновь свободу? Вместо того чтобы потребовать для себя почетной должности, вместо того чтобы просить привилегий за свое героическое поведение, он скромно вернулся в свою мастерскую и продолжал работать, как и все те простые люди, которых он защищал.

Нельсон допил минеральную воду в ожидании аплодисментов, которые на этот раз были еще сильнее. Эти люди были у него в руках. Он видел в зале слезы, гордо сжатые кулаки, полные решимости лица.

— Теперь благодаря вам я узнал, что мой дед делал то же самое здесь, в Китае, перед тем как эмигрировать, что он сражался, защищая слабых, что он осаждал врага до тех пор, пока не сводил его с ума, и что его имя, так же как и в Андских горах, превратилось в легенду. Я, его внук, пришел к вам этой ночью, чтобы сказать, что нужно следовать его примеру, что надо продолжать сражаться за жизнь, зачесть простого человека, задело всемирной солидарности и за то, чтобы человечество стало лучше, искреннее и чище, — за то, за что сражались такие люди, как Хуан Чоучэнь. Большое спасибо.

Зал поднялся в едином порыве. Те, кто сидел впереди, рванулись к столу, чтобы обнять Нельсона, поприветствовать его, дотронуться до него. Вень Чен должен был призвать собравшихся к спокойствию. Потом он сказал что-то, и люди стали расходиться, молча, приветствуя Нельсона почтительными поклонами.