Книга Мертвое время - Питер Джеймс

— Черт, Рой, почему никто не сказал мне, каково это — завести ребенка?

— Может, потому, что никто бы и не заводил, знай они, каково это.

Она кивнула:

— Да, так и есть! — И, меняя тему, спросила: — Где ты держишь наручники?

— Наручники?

— Угу.

— У меня имеется парочка в дежурном портфеле, но в том, чем я занимаюсь, применять их особых причин нет.

Она одарила его странной улыбкой, смысла которой он не понял.

— То есть они у тебя найдутся?

— Да.

— Я подумала, что, может… ну, ты понимаешь… может, я смогу испытать их на тебе… когда-нибудь, когда буду не такой раздраженной.

Он ухмыльнулся.

— Так вот какие книги ты читаешь?

— Я сейчас на второй. — Она снова усмехнулась.

— Насчет наручников не уверен, — сказал он. — На каких только мерзавцах они не перебывали. Может, попробуем шелковые повязки?

— Думаю, мы можем попробовать много всего разного. Но мне не хотелось бы отвлекать тебя от работы. Сначала засади за решетку всех плохих парней, а уж потом сможешь заняться и мною. — Она снова поцеловала его в лоб. — Только не сегодня. Я все еще на взводе и слишком устала.

Он проводил ее взглядом:

— Люблю тебя.

— Даже такую толстую?

— Так даже лучше, есть больше чего любить.

— Какое же ты трепло! — Она махнула рукой. — Видишь, даже твоя золотая рыбка согласна!

Высоко вверху, на одной из подогнанных книжных полок в дальнем конце комнаты, Марлон прижался носом к стеклу аквариума, без конца открывая и закрывая рот. Он пережил переезд в новый дом, сняв камень с души своего хозяина. За те годы, что прошли после исчезновения Сэнди, Грейс необъяснимо привязался к рыбешке и знал, что будет грустить, когда Марлон умрет.

Он перевез его сюда потому, что Гленн вернулся домой, к детям. Другой причиной переезда была приближающаяся продажа коттеджа. Вещи надо вывезти и отправить на хранение до тех пор, пока они с Клио не решат, что может понадобиться, когда они купят новый дом.

Он сосредоточился на фильме, шокированный жестокостью банды «Мертвые кролики». Если картина хотя бы отдаленно отражала действительность, жизнь в некоторых районах Нью-Йорка, начиная годов этак с 1850-х и до Великой депрессии, была поистине адской. Да, «Адская кухня» — самое подходящее название.

Гэвин Дейли, безусловно, стреляный воробей. А будет ли он сам таким энергичным и трезвомыслящим в девяносто пять — если, конечно, протянет так долго, что вряд ли. Исторически так уж сложилось, что средняя продолжительность жизни ушедших в отставку офицеров полиции оставалась на одном из самых низких уровней среди всех профессий. Хрестоматийный тому пример его отец, который умер всего через три года после того, как отошел от дел.

Грейс бросил взгляд на монитор радионяни. Прислушался к звуку дыхания Ноя. Доживет ли он до того дня, когда у него появятся внуки?

Дейли и в девяносто пять сохранил силу и дух. По всем расчетам, Эйлин Макуиртер тоже легко бы перешагнула вековой рубеж, не подрежь ей кто-то столь жестоко крылышки. Эта мысль глубоко его опечалила. Он знал, что цивилизация — всего лишь тонкий налет. Стоит лишь почитать, или посмотреть, или послушать любые утренние новости, чтобы увидеть, в каком аду постоянно живет множество людей на этой планете. Он никогда не забывал, как ему повезло родиться в Англии, стране относительно спокойной. Но и здесь то и дело возникали угрозы; террористы угрожали как извне, так и изнутри. Террористы и разного рода злодеи.

Он знал, что судьба определила ему редкое положение, позволяющее сделать хоть что-то для жителей Брайтона и Хоува, да и всего Суссекса, который он так сильно любил. Эйлин Макуиртер следовало безмятежно умереть во сне, от старости, годами позже. После всего того, что она и ее брат перенесли в детстве — как он узнал от самого Дейли за выкуренной в ее саду сигарой, — она заслужила хотя бы это.

Никогда в жизни он не был столь решительно настроен найти преступников и засадить их за решетку. Желательно навсегда. Если повезет и им не попадется какой-нибудь ушлый судья-либерал.

Грейс посмотрел на Марлона. И на мгновение отвлекся — поскорее бы собраться, очистить старый дом и подвести черту под последними годами своей жизни. Потом он снова сосредоточился на фильме и всем том, что можно было почерпнуть из него и что помогло бы в его расследовании.

51

Теперь, когда кто-то еще, кто-то посторонний тоже трамбовал его жизнь, сборы обернулись занятием весьма болезненным. Боль причиняли не воспоминания — никаких воспоминаний, которые Эмис Смолбоун хотел бы захватить с собой, у него не было, кроме разве что фотографии отца и матери, служившей единственным украшением его камеры. Других фотографий — своих бывших и двоих детей, двадцать лет назад увезенных женой в Австралию и давно ставших чужими, — он не держал.

Сборы, притом что и собирать-то было особенно нечего, доставляли физическую боль. Тело болело от побоев. Но сильнее всего пострадал рот, и это огорчало больше всего. Незадолго до ареста, тринадцать лет назад, он отдал целое состояние за то, чтобы привести в порядок рот. И вот теперь пяти передних зубов нет, челюсть сломана и чертовски болит. Дантист сказал, что нужна операция. Времени на операцию не было, так что боль приходилось заглушать нурофеном и виски. Он уже решил, что починит рот, когда получит деньги по этой сделке, а до тех пор, по крайней мере на публике, лучше помалкивать.

На часах за полночь, но Эмис Смолбоун еще бодрствовал — зажав губами сигарету, по второму разу проверял комоды и шкафы в своей подвальной квартире. Последняя ночь в этой вонючей дыре, думал он с облегчением. Уик-энд он проведет у закадычного дружка Бенни Джулиуса в особняке на Дайк-Роуд-авеню. Едва ли не по соседству с тем большим домом, где когда-то жил и сам Эмис. Дом и «феррари» у подъезда. Да еще вилла на Марбелье и яхта в Пуэрто-Банусе.

А что теперь? Один большой чемодан, да и тот наполовину пустой. Чудесно, да? Шестьдесят два года, и все твое, все нажитое — одежонка да туалетные принадлежности. Даже чемодана много.

Смолбоун аккуратно положил фотографию родителей на сложенную рубашку. Отец, Морис Смолбоун, был мужчина высокий, представительный, широкоплечий, с приятным худощавым лицом. Темно-русые, крашеные волосы до последних дней зачесывал назад. Мать тоже была высокая, элегантная. Какого же дьявола он только на пять футов с одним дюймом и вытянул? Почему жизнь так дерьмово с ним обошлась?

Почему тогда, много лет назад, Рой Грейс именно его и выбрал? Все, что было когда-то, ушло благодаря Рою Грейсу, твердо вознамерившемуся стереть его в порошок. Помнится, Грейс говорил тогда, что, мол, ничего личного, но Эмис Смолбоун не верил. Грейс и теперь жизни ему не даст.

Друзья советовали забыть: мол, Грейс коп и всего лишь делает свою работу. Но Смолбоун видел дело в ином свете. В тюрьме один старый зэк рассказал ему, что папаша Грейса, тоже детектив, долгие годы преследовал его отца и больше всего жалел, что так и не смог упрятать Мориса за решетку.