Книга Стукач - Олег Вихлянцев

На Фабричную, 45, тоже не торопился. Он, конечно, понимал, что встреча неизбежна. Бизон захочет его видеть. И Багаев настоит на том, чтобы Монахов приступил наконец к активным действиям. Но Кешка все как-то оттягивал и переносил «на завтра» этот визит.

Каждое утро он уходил из дому и целый день бесцельно шатался по городу. Вот и сегодня, позавтракав яичницей и бутербродами с сыром, Иннокентий покинул свое жилище, не зная, куда себя деть и чем заняться.

Вышагивая вразвалочку по Северному проспекту, он бестолково глазел на окружающие его дома, снующих по своим делам пешеходов и мчащиеся по проезжей части дороги машины: Утро выдалось ясным, хотя и ветреным. Но ветер этот был теплым и ласковым. Так не хотелось ни о чем думать!..

– Закурить не найдется?

– Пожалуйста! – Кешка достал из кармана пачку сигарет и протянул ее встречному. Лишь спустя мгновение он вспомнил этот голос.

– Что, не узнал?

Перед ним стоял тот самый человек, что встретил его месяц назад в подъезде дома на Вавиловых. Да, это именно он сунул тогда в карман Кешке нераспечатанную пачку «Интера».

– Садись в машину, прокатимся, – сказал он.

Только тут Монахов заметил тормознувшие рядом красные «Жигули». Делать нечего. Пришлось усесться на заднее сиденье. В салоне кроме водителя и того, кто попросил у Кешки закурить, находился еще один человек. Он сидел на переднем сиденье справа. Как только хлопнула задняя дверца, машина рванула с места. Куда его везут, Кешка понятия не имел. Но и вопросов лишних не задавал. Пусть теперь уж все решится, как решится.

В конечном счете свое будущее Иннокентий Монахов определил давным-давно. В тот самый, день, когда дал письменное согласие на добровольное сотрудничество с органами внутренних дел.

…Его привезли на улицу Фабричную в дом номер сорок пять. Туда, куда и приглашали в записке. Дверь семнадцатой квартиры отворилась, как только Кешка в сопровождении одного из тех, что были в машине, ступил на лестничную площадку.

На пороге их встретил угрюмый двухметровый детина. Он не произнес ни слова. Лишь посторонился, чтобы пропустить внутрь, и, как только они вошли, выглянув на секунду в подъезд, захлопнул дверь.

Квартира оказалась грязной и запущенной. В узком и длинном коридоре, по левую сторону которого располагались комнаты, тускло горела напрочь засиженная мухами лампочка. С потолка осыпалась штукатурка. А проходить нужно было так, чтобы не зацепить валяющиеся всюду пустые бутылки, жестяные банки и прочий хлам, не имеющий определенного названия.

Кешку провели в самый конец коридора. Тот, кто встретил на пороге, толкнул дверь и впихнул его в комнату. Сам не вошел. Сопровождавший Кешку по городу тоже остался в коридоре.

То, что увидал Монахов в комнате, потрясло его. Помещение сияло чистотой. На окнах висели тяжелые гобеленовые шторы. У потолка светилась яркими огнями восьмирожковая хрустальная люстра. Стены были оклеены узорчатыми обоями холодных тонов. Диван и кресла на резных деревянных ножках, как, впрочем, и массивный стол, и несколько стульев, явно имели непосредственное отношениек антиквариату. В полированном, черного дерева серванте выставлена изящная и, по-видимому, немыслимо дорогая посуда. На одной из стен висела огромных размеров картина в бронзовой раме.

За столом сидел полный лысоватый человек неопределенного возраста. Он маленькими глотками попивал коньяк из хрустальной рюмки и закусывал его дольками лимона.

– Кхе! – сказал человек.

– Здравствуйте… – робко произнес Кешка.

– Присаживайся, – сказал человек.

– Спасибо, – произнес Кешка и остался стоять.

– Я сказал: садись, – монотонно выговорил человек.

Кешку прошиб холодный пот, и он, подойдя на ватных ногах к стулу, сел на краешек, не в силах оторвать от человека затравленного взгляда.

– Нехорошо поступаешь, Монах, – произнес человек чуть потеплевшим голосом. – Не по-людски.

Кешка с трудом сглотнул густую, вязкую слюну и почувствовал, как пересыхает у него горло. А человек хлебнул коньяка и продолжил:

– Я тебя в гости приглашаю, а ты брезгуешь, значит?

– В-вы-ы… к-кто? – только и смог сказать Кешка.

– Я – Бизон, кхе-кхе-кхе-кхе!

Кешка понял, что услышанное им «кхе» означает смех, и тоже глуповато улыбнулся в ответ.

– Корешами пренебрегаешь? – подозрительно прищурившись, спросил Бизон.

– Нет… я… эт-самое…

– Ладно уж, молчи, корешок. Нет, не молчи, – противоречил сам себе Бизон и, поднявшись, вышел из-за стола. Он оказался до смешного маленького роста. Но вот живот у него выдавался далеко вперед. Чем-то он напомнил Кешке сказочного Колобка. – Скажи-ка мне, друг ситный, ты чем жить на воле думаешь?

– Не знаю… пока… – Кешка и впрямь не имел понятия, как нужно отвечать надакие вопросы.

– Ну на завод, наверное, пойдешь устраиваться или в колхоз подашься – говно мешать, да?

– Н-нет…

– А почему тогда, пес ты бродячий, – Колобок-Бизон приблизился к Кешке вплотную, – почему, я тебя спрашиваю, не явился ко мне сразу же, как я тебя позвал?! – Вопрос прозвучал гневно, с надрывом. А в следующую секунду Бизон залепил Монахову крепкую пощечину. Да так залепил, что Кешка едва удержался на ногах. – Скотина!!! – визгливо заорал Бизон. – Урою, гнида!!! – И пощечины посыпались одна за другой. Кешка не успевал закрывать руками лицо.

Выбившись из сил, Бизон вернулся на свое место за столом. Монахов обессиленно откинулся на спинку стула.

– У меня работать будешь? – спросил Бизон, снова наливая себе коньяк.

– Но… вы… – начал неуверенно Монахов. – Вы же меня не знаете!

– Я? Тебя? – уставился на него тот удивленно. – Кхе-кхе-кхе-кхе! – И это «кхе» продолжалось бы бесконечно долго, если б не очередная рюмка коньяку. – Да я тебя как облупленного!.. Я ж тебя с зоны еще пасу, мальчик мой! И здесь круглые сутки мои люди с тебя глаз не спускали! – самоуверенно произнес Бизон.

– Так, – ответил Монахов и постарался вложить в свой ответ максимум преклонения перед осведомленностью авторитета. Хотя подозревал, что Бизон здорово преувеличивает свои возможности. Ведь не засек же он контактов Кешки с Багаевым! Если бы было по-другому, Монахова либо прирезали бы люди Бизона, либо просто не стали с ним связываться на воле. Толстяк, конечно, мог за ним следить и знать про него многое. Многое. Но не все.

– Вот видишь, я все про тебя знаю! Так будешь работать?

– Что мне предстоит делать?

– Кхе-кхе-кхе! Он еще спрашивает! Будешь делать все, что скажу! Кхе-кхе! Ну? Говори быстро! – прикрикнул «работодатель».

– А куда мне деваться? – развел руки Монахов.