Книга Проклятие рода Плавциев - Данила Комастри Монтанари

— Лжешь! — вскипел Фабриций, позеленев от злости.

— Нет, он говорит правду, — подтвердила Паулина, неслышно появившись в башне.

Фабриций в растерянности посмотрел на нее.

— И ты на стороне незаконнорожденного раба, ты, столько лет терпевшая этого вонючего рыботорговца…

— А теперь хватит, Луций Фабриций! — властно потребовала матрона. — Если у тебя есть доказательство, что этот документ поддельный, покажи его. Или избавь нас от своих глупых возражений.

— У меня есть доказательство! — торжествуя, вскричал Фабриций. — Посмотрите на печать: здесь изображен крылатый змей, изрыгающий пламя, хвост его заворачивается влево. На настоящей печати, напротив, он заворачивается вправо!

— Откуда ты знаешь? — спросил Аврелий.

— Я бывал здесь тысячу раз и прекрасно помню. Кроме того, есть много других документов Плавциев, чтобы подтвердить это!

— А язык змеи в какую сторону повернут, сын мой? — мягко спросила Паулина.

— Тоже вправо, и здесь он действительно верно воспроизведен — длинный и раздвоенный, как на оригинале!

Матрона устало опустилась на стул, закрыв лицо руками.

— Что с тобой, мама? — заботливо спросил Фабриций, подходя к ней.

Паулина помолчала, прежде чем ответить. А когда заговорила, в голосе ее звучала горечь:

— Ты хорошо помнишь печать Гнея, сын мой. Только одного ты не мог знать: мой муж месяц назад велел сделать новую печать, потому что старая треснула. И на старой пасть у змея закрыта.

Фабриций, казалось, утратил дар речи.

— Так где же ты видел этот раздвоенный язык, Луций Фабриций? — с насмешкой поинтересовался Аврелий.

— Мама… — произнес Фабриций, бледнея.

Паулина вдруг резко поднялась, быстро завладела поддельными дощечками и спрятала их в своей тунике.

— Ты ошибся, сын, и с языком змеи, и с тенью Прокула. Теперь ты сам отдашь мне настоящее завещание, то, где хвост повернут в верную сторону.

С приглушенным стоном воин подошел к шкафчику, достал оттуда сверток из красной ткани и молча протянул матери.

— Теперь все в порядке, Аврелий, — сказала Паулина, прижимая сверток к груди. — Это всего лишь недоразумение, которое следует поскорее забыть. Скажу, что нашла дощечки в вещах Гнея.

Недоразумение, отметил про себя сенатор, с тремя убитыми?

— Это действительно то, чего ты хочешь, мама? — спросил Фабриций.

— Чего я хочу, не имеет значения. Против судьбы не пойдешь.

— Мама, я сделал это ради тебя, чтобы вознаградить за все эти годы…

Фабриций закусил губу. Унижение, какое он перенес в присутствии Аврелия, жгло душу, словно соль на ране, но еще больше терзало опасение, что воровство это навсегда лишит его уважения горячо любимой матери.

— Ничего не случилось, Луций. Не волнуйся — вскоре вернешься в легион, на свое место, которое когда-то занимал и твой отец. Ведь ты родился не для того, чтобы быть земледельцем, — утешила она сына, положив ему руку на плечо.

— Повинуюсь твоей воле, — согласился солдат и почтительно склонил голову.

Почувствовав, что сейчас он здесь лишний, Аврелий неслышно удалился.

* * *

Сенатор лежал в своей спальне совершенно расстроенный.

Все сначала! Три насильственные смерти из-за какого-то предсказания, сделанного двадцать лет назад! Неужели остается винить только злой рок? Чем больше ломал он голову, тем более убеждался, что ключ к загадке нужно искать в прошлом, когда обнаружилось это пророчество. Луцию Фабрицию исполнилось тогда шестнадцать или семнадцать лет, достаточно, чтобы его придумать… Нередко бывало, что пасынки наследовали состояние отчима. Август, например, оставил в наследство Тиберию, сыну своей жены Ливии от первого брака, целую империю…

Предположим, размышлял Аврелий, Фабриций убивает, рассчитывая получить все состояние, потом обнаруживает, что в завещании наследником назван сын рабыни, поэтому он крадет документ, и только безупречное поведение Паулины мешает ему осуществить свой план…

— Ave, сенатор Стаций!

Невия вошла неслышно и закрыла за собой дверь. Изысканный наряд, обнажавший плечи, делал ее взрослее и женственнее. Даже слишком, подумал Аврелий, заметив складочку между грудями.

— Украла тунику у матери? — с иронией поинтересовался он.

— А что, не нравится? — пококетничала девушка и на цыпочках подошла к нему.

Ситуация неловкая, подумал патриций, пытаясь сохранить спокойствие.

— Я — женщина, сенатор, — продолжала Невия, — и не говори мне, что ты мог бы быть моим отцом…

Аврелий, как раз собиравшийся напомнить ей об этом, вовремя прикусил язык.

— Ох, Аврелий, зачем притворяешься, будто не понимаешь? Мы с мамой остались без всяких средств. У тебя же денег больше, чем у Креза, и как мужчину тебя еще тоже рано сбрасывать со счетов…

— Сердечно благодарю, — ответил патриций, почувствовав себя столетним старцем.

— Моя мама хочет попросить тебя увезти ее в Рим, но я решила опередить ее. Не думаю, что она твой тип.

— Вот как! А ты, значит…

— Мне только шестнадцать, я девственница и хорошо воспитана. Тебе не придется стыдиться меня. И потом, совсем не обязательно жениться на мне, я ведь плебейка, и ты можешь взять меня к себе как сожительницу.[56]Это же нормально, когда такой знатный господин, вдобавок и неженатый, имеет сожительницу. Я не докучала бы тебе.

Аврелий не верил собственным ушам. Если бы у Невии хватило здравого смысла подождать, пока первый шаг сделает он…

— Напротив, — возразил он, — ты доставила бы мне уйму хлопот. Ты напориста, бесстыдна, не знаешь никакой меры… Заявляешься ко мне в спальню, как если бы я… К тому же нисколько мне не нравишься, — солгал он.

Девушка улыбнулась и закинула руки ему на шею:

— Нравлюсь, сенатор!

— А Сильвий? — все еще с недоверием спросил патриций.

— Ах, все так быстро изменилось. Еще вчера я была неприкосновенной kyria Невией, да, без денег, но свободной, а он — всего лишь слугой, которому даже смотреть запрещено на молодую хозяйку…

— Что, тем не менее, не мешало ему делать это, — заметил Аврелий, задетый за живое.

— Теперь же, напротив, он стал Плавцием Сильваном, paterfamilias, а я остаюсь бедной родственницей, зависящей от его великодушного гостеприимства.

— И тогда ты подумала: «За неимением лучшего, мне не остается ничего другого, как соблазнить сенатора!»