Книга Пророчество - С. Дж Пэррис

— Милорд, мне об этом ничего не известно.

— Но вы же близки с ним. Этого вы не станете отрицать?

— Я уважаю его знания. И, на мой взгляд, Джон Ди — настоящий ученый и разумный человек, он не станет заниматься ничем подобным.

— Что вы имеете в виду? Не станет заклинать бесов? Заглядывать в магический кристалл? Оживлять изваяния?

Он пробил-таки броню, и глаза Говарда полыхнули огнем, когда он заметил, как дрогнуло мое лицо. Я с шумом втянул в себя воздух. Что же это такое? Либо Генри Говард распространил свою ненависть к Ди на всех друзей доктора, либо у него есть причины полагать, что мы с Ди достаточно близки и старый маг поделился со мной тайной милорда — рассказал, как сам Говард гонялся за трактатом Трисмегиста. Если так, то откуда, откуда он знает о моей дружбе с Ди, о частых визитах в Мортлейк? В самом ли деле о них случайно упомянул Кастельно, или же Говард выслеживал меня? Не сам — сам он вчера слушал мессу в Солсбери-корте, когда я возвратился из Мортлейка, но у него хватает слуг, чтобы шпионить за мной. На миг я встретился глазами с его насмешливым взглядом, но события этого вечера выбили меня из колеи, и я не смог противостоять лорду с обычной моей бравадой. Ожившие статуи — это точно уже из магии Гермеса, и Говард явно рассчитывал, что я попадусь на такую приманку. Я же решил, что разумнее будет притвориться невеждой и пропустить намек мимо ушей.

— Берегитесь, Бруно, — продолжал он, убедившись, что на предыдущую реплику я не отвечу. — Ваша парижская слава — репутация черного мага — добралась уже и до английского двора. — Жестом он охватил собравшуюся в зале публику, словно всё это были мои потенциальные враги.

— Удивительно, моя репутация опережает меня. — Я пытался острить, но выходило плоско.

— Слухи летят на крылатых сандалиях, словно Меркурий, то бишь Гермес. — Кошачья плотоядная ухмылка раздвинула губы Говарда. — Окажетесь чересчур близко к Джону Ди, и он потащит вас за собой. Астрологи и провидцы особой любовью при дворе не пользуются. Да, сначала их просят предсказать будущее, но стоит людям увидеть это будущее, как они, будто стая псов, набрасываются на пророка. Монархи ничем в этом отношении от прочих не отличаются.

— Должен ли я принять это как предостережение, милорд?

— Примите это как совет, доктор Бруно.

— Благодарю вас: если повстречаю мага или астролога, обязательно передам ваши слова.

Говард собирался что-то возразить, но в этот момент голоса певцов угасли на последней, прощальной ноте и толпа взорвалась аплодисментами. Королева жестом поманила к себе мастера Бёрда. Он поднялся на помост и там, стоя на коленях, поцеловал милостиво протянутую руку ее величества, а затем, поднявшись во весь рост, поклонился залу. Под несмолкаемую овацию он повел свой хор гуськом через толпу, и высокие двойные двери распахнулись навстречу процессии певцов. Когда хор скрылся из глаз, поднялась и королева, и весь двор, как один человек, припал на колено, покуда она не подала знак подняться. Музыканты, сопровождавшие аккомпанементом пение, теперь играли негромко, на заднем плане, а ее величество, растянув губы в благосклонную улыбку — насколько позволял туго стягивавший лицо грим, — поправила шлейф платья, подала фрейлинам сигнал поднять его и, горделиво ступая, сошла с помоста. Как я понял, королева имеет обыкновение на таких придворных собраниях какое-то время общаться со своими подданными, прислушиваться к их лести и даже порой — если они на это отважатся — к их жалобам и прошениям. Словно по сигналу, молодые придворные бросились вперед, отталкивая друг друга и борясь за возможность обменяться хоть словечком со своей владычицей.

Случалось, что таким образом добывали (а то и теряли) состояния: если королева в настроении, симпатичное личико или удачный комплимент способны угодить ей; нельзя упускать такой шанс, и эти англичане явно не собирались его упускать. Но меня восхищало самообладание Елизаветы: как спокойно, будто ни в чем не бывало, двигалась она среди толпы! Если граф Лестер предупредил ее об очередном убийстве — в этот самый вечер, в ее собственном дворце, — королева ничем этого не обнаружила и (так мне показалась) намеренно держала себя так, чтобы ничего не заподозрили ни гости, ни собравшиеся в зале придворные. Я заметил, что Лестер шел вплотную за королевой и руку держал на эфесе своего меча.

Рядом с Говардом вынырнул Мендоза, положил ему руку на плечо, а меня смерил пренебрежительным взглядом.

— А, Еретик, — проворчал он, кивнув. Выдумал мне прозвище и был этим вполне доволен. Говорил он по-испански и не слишком разборчиво: слова увязали в зарослях черной бороды. — Глянь-ка на своего посла. На все готов ради внимания английской королевы.

Я повернулся в ту сторону, куда он указывал: Кастельно и в самом деле пытался проложить себе путь к королеве и на его лице застыло выражение трогательной, если не жалкой надежды — он тщетно ловил взгляд Елизаветы.

— Он бы на родного ребенка ногами наступил ради улыбки этой рыжей! — фыркнул Мендоза. — Все еще верит, будто удастся заключить союз между Англией и Францией, так, что ли? — И он воткнул в меня взгляд двух маленьких черных глазок.

— Об этом не меня следует спрашивать, милорд!

— Не увиливай, Бруно! Ты пользовался доверием французского короля, и посол вовлек тебя в государственные дела, хотя одному Господу известно, с какой стати! Отвечай: Кастельно донес французскому королю о том, что Гиз собирает армию для вторжения?

— И этого я не знаю. — Я так привык лгать, что даже сейчас, когда говорю правду, в голосе проскальзывают какие-то неискренние интонации. — Не знаю и не думаю, чтобы он сообщил королю.

— Вот как? Почему?

Поколебавшись, я все же пояснил:

— Из-за своей супруги. И еще потому, что не хочет усугублять страх короля перед герцогом.

— А еще потому, что не оставил надежду привести все стороны к компромиссу? Он воображает, будто сам управляет всем замыслом, будто он один способен найти удовлетворяющее всех равновесие интересов?

— Возможно. — Мне припомнились слова Фаулера: Кастельно слишком многим пытается угодить одновременно.

— Трогательная вера в дипломатию, — покачал головой Мендоза. — Прямо жаль его разочаровывать. Но ты-то проницательный малый, Бруно. Ты слишком умен, чтобы связать свою судьбу с монархом, дни которого сочтены.

— Вы подразумеваете Елизавету или Генриха?

— И того и другого. Обоих. Занимается новая заря, и людям вроде тебя и Кастельно пора определиться, на чьей вы стороне. Если ты пользуешься хотя бы мало-мальским влиянием на посла, порекомендуй ему не передавать королю всего, о чем говорят в посольстве. Entendido? Ясно вам? — Мендоза вытянулся передо мной во весь свой немалый рост, выпятил грудь, распушил бороду.

Разумеется, запугать меня ему не удалось, но и сил спорить с ним у меня уже не было. Я попросту кивнул в знак согласия и поспешил ускользнуть от него в кипящую толпу.

— Бруно!