Книга Прогулки с пантерой - Наталья Саморукова

— Его слова о помощи звучали так. «Во мне, — сказал он, — живет нечто, жаждущее крови».

— Это были слова о помощи? Вы ничего не путаете?

— Потом я понял, что ему нужна была не помощь, ему нужен был клапан, через который можно выбросить избыток энергии. Но формально он обратился ко мне как к целителю и я не вправе был ему отказать. Мне приходится врачевать и душу и тело. Как любой врачующий я могу ошибаться, порой на меня снисходят озарения, и я спасаю людей от верной могилы. Но первое и обязательное условие — желание самого пациенты исцелиться. Тут этого не было. Было навязчивое стремление обсуждать монстров, которых порождало его несомненно больное сознание. Именно это, факт, что он болен, заставил меня отринуть брезгливость, страх и вопреки всему начать с ним работу.

— А вам не приходило в голову, простите за мрачный каламбур, что картинки, которые вы успели рассмотреть, живые. Что мертвые люди на этих картинках, реальны? — голос Марко звучал, как мне показалось, неоправданно жестко.

— Да, конечно, я думал об этом. Но мне и в голову не могло прийти, что это он сам, сам их убивает.

— Странно, что вы об этом не подумали. Ладно, продолжайте.

— Вы напрасно пытаетесь обвинить меня. Я уж сам столько раз себя обвинил, что право, сверх этого вы уже ничего не добавите. Я не бог, не провидец, по сути я всего лишь врач, практикующий нестандартные способы лечения. Ко мне пришел человек, про которого я не знал ничего, я не обязываю клиентов называть свои настоящие имена и фамилии, не требую у них документов. Ни прошлое, ни настоящее этого человека было мне неведомо.

— Федор, — тихо спросила я, — а как же вы его лечили?

— Сначала я пытался работать с ним как психолог. Но спасовал. Мне было не по силам проникнуть в душу этого человека. Она была для меня непроницаемо темна. Постепенно я привык к нему, научился защищаться, уже не падал без сил. Меня даже отчасти увлекали наши беседы. Мы, например, много беседовали о теории Бориса Поршнева. Моего пациента очень увлекала гипотеза, согласно которой люди являются потомками двух разных рас, видов, так называемых суперанималов, убийц и поедателей трупов и диффузного нехищного вида. Неоантропов, как особую ветвь в развитии, наделенных умением противостоять хищникам, но лишенных тяги к насилию, он отрицал. Вообще, сложное научное исследование он понимал весьма однобоко, так, как ему было удобно. В психологии есть такие понятия, как суггестия и интердикция. Грубо говоря, внушение и внушаемость, управление и управляемость. Либо ты ешь, либо тебя едят. Он довел это до абсолютного абсурда. Был уверен, ну вот как мы с вами в том, что земля круглая, в праве, данном свыше — убивать и получать от этого удовольствие. Он считал, что убийство и плотская любовь сопровождены удовольствием не случайно. И то, и другое — суть выживания человека. Да что там, он шел еще дальше. Он считал, что если в сексе удовольствие способны получить обе стороны, то и в акте смертельного насилия такое тоже возможно.

— Странно, почему он еще жив… — сморщилась я от отвращения. Сердце забилось в моей груди так часто и так больно, что стало трудно дышать.

— Это опять же следует из его теории. Как на мужчин и женщин, мир поделен на объектов и субъектов. Несмотря ни на что мужчина довлеет. Один убивает, другой лишь жертва в его руках.

— Но удовольствие получают все? — недобро усмехнулся Марко.

— Да, именно так он считал. После того, как он выплеснул на меня все свои сокровенные мысли, после нескольких неудачных попыток перенаправить его энергию в другое русло, я занялся шарлатанством. Шарлатанством с моей точки зрения. Я стал ему подсовывать самые настоящие медицинские препараты, которые должны были бы затормозить его психику, сбавить накал.

— Что же он сделал с вашими препаратами?

— Именно то, о чем вы и подумали. Сначала я пытался дать их ему открыто, потом добавлять в чай. Но первое он отверг, второе тут же раскусил.

— Почему же, черт возьми, вы не его отправили туда, где ему самое место?

— Вы имеете в виду психиатрическую клинику? А какие же у меня были на это основания? Он всего лишь теоретизировал. Поймите, это сейчас, после того, как вы, Настя, показали мне те снимки, после того, как в моей голове сошлись кусочки пазлов, я вижу, КАКУЮ опасность он представлял. Тогда же это смотрелось иначе. Мне казалось, что удается сдерживать его несомненную тягу к практическим опытом, что разговоры со мной позволяют ему оставаться в поле теории.

— Теоретики, — Марко подумал и смачно выругался. Витиеватая фраза, которую он достал из архивов своей абсолютной памяти, могла бы стать сенсацией дня на самом дне московской клоаки.

— Откуда вы так хорошо знаете русский? — поинтересовался Павловский.

— Хорошие учителя, плюс прилежание, — пошутил итальянец, — кстати, Настя, не подумайте плохого, но последняя идиома пополнила мою коллекцию арго благодаря вашей подруге.

— Да что вы? Вот ведь, век живи…

— И не говорите. Итак, милейший, когда же пазлы, как вы говорите, сложились в вашей голове?

— Чуть больше месяца назад он стал приходить реже. До этого мы общались каждые два дня, а тут один недельный перерыв, второй… Но каждый раз он приносил с собой новую картинку. До этого, не считая самого первого раза, образы были смутные. Обрывочные кадры, сюжеты из фильмов, фотографии… А тут почти дублировался образ, возникший много месяцев назад. Два тела, мужчина и женщина. А потом новая пара. И еще одна…

— И в вашу голову, конечно, закрались подозрения? — Марко никак не желал выходить из роли циничного критика.

— Да. Можно сказать и так. Я думал, что же мне с этим делать. Честно говоря, не видел подходящих вариантов. Как бы вы поступили на моем месте? И тут как раз пришла Анастасия и показала мне снимки. И все стало понятно. Стало понятно, что он не ограничился разговорами.

— Федор, — воскликнула я, — но почему вы мне ничего не сказали??

— Я должен был еще раз все проверить. Убедиться. Ведь если я ошибался в своих выводах, я мог направить расследование в ложное русло.

— Какой бред. Да мы уж решили бы, куда его направить. Вы настольно не уверены в наших умственных способностях?

— Да, да, я совершил ошибку. Непростительную, ужасную.

— Однако, не время посыпать голову пеплом…

— Разумеется. После беседы с вами я дождался его очередного визита…

— Господи, он мог бы давно быть у нас в руках!

— Настя, мне очень сложно говорить, я почти на пределе своих сил, имейте сочувствие. Я попытался за ним проследить. Узнать о нем хоть что-то. Но он как зверь, вы знаете, у него даже аура звериная, я уже говорил это вам, он чувствовал опасность. Он потерялся через две минуты, после того как я незаметно отправился за ним. И все. С той поры я больше его не видел.

Мы с Марко молчали, точно прибитые. Что тут можно было сказать?