Книга Вепрь - Олег Егоров

По моему жесту лесничий все-таки что-то понял. Он остался на нижней ступеньке, освещая лестницу. Взяв наперевес карабин, я бесшумно двинулся вверх. Мои надежды были связаны с тем, что о существовании подземного хода знают лишь посвященные. А посвященным нет нужды запираться снаружи.

— А ты разве не слышала о ходе? — спросил я тихо обернувшись к Насте.

Слышала, но не думала, что это правда, — ответа она так же едва слышно. — Впрочем, наши благородные предки столько раз все перестраивали. Секретную комнату в библиотеке я обнаружила на старых чертежах. Тех еще, что пращур мой, Вацлав Димитриевич, вычерчивал. В западном крыле, казалось мне, тоже должна быть подобная комната. К симметрии он с трепетом относился. Но в чертежах она отсутствовала. А так я и не искала.

Мы поднялись на узкую чугунную площадку. Окованная железом дверь была прямо перед нами. "Вот она где, приемная зоотехника. — Я погладил Анастасию Андреевну по рыжим ее волосам. — Вот они, врата ада. Все правильно. В западном крыле поместья".

"Бог запретил людям и ангелам рисовать карту ада, очертаниями своими подобную фигуре сатаны, — прочитал я когда-то у Сведенборга. — Но известно, что самые мерзкие и проклятые области преисподней находятся в западной стороне".

Зоотехник

Дождавшись Филю, я подвергнул тщательному осмотру лишенную замка и ручки дверь. Вопреки моим надеждам она оказалась заперта.

— А постучаться? — предложил Филя. — Небось услышат!

Я постучал себя кулаком по лбу. Лесничий обиженно засопел.

— В том крыле потаенная дверь с обратной стороны подсвечником открывается, — высказалась Настя. — Филя, посвети-ка левее.

Не дожидаясь, когда великан сообразит, что от него требуется, Настя забрала у него фонарь. Ослабевший луч выхватил из темноты серебристого медведя, державшего в поднятой лапе чашу, залитую стеарином. Он был похож на кукольного официанта с подтаявшим пломбиром на подносе. Другая его лапа безвольно висела вдоль туловища.

— Да, — зачарованный искусной вещицей, произнес я рассеянно. — Твой предок любил единообразие. И определенно любил роскошные безделушки.

— Нет, — живо возразила Настя. — В другом случае — хорек. Но принцип, я думаю, тот же. Поздоровайся с ним.

— Что?

— Смелее, — ободрила меня Настя.

Я встряхнул медведя за свободную лапу, и дверь утонула в стене. Все произошло так внезапно, что Семен, стоявший к нам спиной у овального настенного зеркала, еще продолжал создавать расческой пробор, когда я, очнувшись первым, вскинул карабин. Мое безмолвное отражение Семен воспринял как игру собственного ума, ибо тут же попытался его стереть рукавом с зеркальной поверхности.

— Идиот, — фыркнул я. — Сядь на диван.

Сержант обернулся и, продолжая причесываться, медленно опустился на присутствующий рядом стул с гнутыми кошачьими лапами вместо ножек. Я думаю, он даже и не слышал меня. У него просто подогнулись колени.

— Ну, тогда на стул, — проявил я снисходительность.

Филя и Настя вошли следом.

Комната, довольно просторная, имела вид, по моим представлениям, английского клуба. Матерчатые, салатного оттенка обои были украшены портретами скакунов и рысаков, заключенными в тонкие металлические рамы. В промежутках на стенах были развешаны стеки, нагайки, хлысты и жокейские шапочки. Мебель, подобранная исключительно в тон, отличалась изяществом линий и отменной сохранностью. Бронзовая ваза в форме колчана с букетом стрел и старинной работы арбалет, нашедший место на персидском ковре среди композиции холодного оружия, удостоверяли принадлежность хозяина к племени стрелков по мишеням. О том же говорила и сама деревянная мишень с характерными отметинами, помещенная на дальней стене. Открытый футляр с кальяном и сигарная коробка на столешнице черного мрамора поверху такого же черного стола выдавали присутствие охотника до благородного курения. Словом, все в этом интерьере подчеркивало образ мужчины со вкусом. И очень мне желательно было на этого мужчину взглянуть. Но сначала я хотел обезопасить наши тылы.

— Обыщи-ка его, — попросил я Настю, не спуская с Семена глаз.

Танкист все еще пребывал в глубокой прострации, и обыск прошел без эксцессов. Настя выложила из его карманов на столешницу "Вальтер" Гаврилы Степановича и его же неиспользованную гранату. Своего оружия у Семена не было.

— Тебе брат ничего от меня не передал? — спросил я, наклонившись к нему.

— Чего? — промямлил сержант.

Почти без замаха я ударил его прикладом в ухо. Семен пошатнулся, но усидел на стуле.

— Забыл, что характерно, — пояснил я танкисту и добавил: — Я прямо сейчас могу тебе снести пол-черепа, и мне за это ничего не будет, усекаешь?

Он угрюмо кивнул.

— Филя!

Лесничий, разглядывавший на стене кирасу с вертикальной, будто на отутюженных брюках, стрелкой, вздрогнул. Видно, слух к нему постепенно возвращался.

— Лови. — Я бросил ему карабин и забрал со стола "Вальтер" с гранатой. — Где зоотехник с Паскевичем?

Сержант указал заскорузлым пальцем на боковую дверь, обитую, как и стены, бледно-зеленой материей и оттого сразу мной не замеченную.

— Останешься здесь, — взявшись за ручку, обратился я к лесничему. — Если этот поганец шевельнется, стреляй.

В ответ на мое пожелание танкист непроизвольно дернулся. Выстрел последовал незамедлительно. Пуля в щепки разнесла львиную лапу антикварного стула, и Семен оказался на полу. В "английском клубе" запахло гарью. Лесничий, клацнув затвором, выбросил стреляную гильзу, но сержант успел оценить серьезность его намерений и благоразумно застыл в позе кающегося грешника.

— Филя, — мягко сказала Анастасия Андреевна, — не стоит понимать все так буквально.

— Ты думаешь? — Я замешкался у двери, и она, словно щит наступающего воина, оттеснила меня в сторону.

— Что за бардак? — На пороге стоял высокий и прямой мужчина в белом. — Вы где находитесь?

Длиннополый медицинский халат, низко надвинутая шапочка и марлевая повязка позволяли видеть лишь его серые колючие глаза. Одним взором он окинул всю диораму и фыркнул, точно строптивый конь.

— Да, — подержал я его охотно. — Где мы находимся?

С десяток секунд ушло у нас на изучение друг друга, хотя меня больше волновала не его импозантная, как я убедился несколько позже, внешность, а следы крови на ветеринарных доспехах.

— Прежде всего с кем имею честь? — обратился он ко мне иронически.

— Да! С кем? — Дулом "Вальтера" я подтолкнул его туда, откуда он явился. — Кто вы, Михаил Андреевич Белявский?! Потерявший ли остатки этой самой чести на службе у христопродавцев алхимик? Ветеринар ли, возомнивший себя спасителем рода человеческого? Или же заурядный пожиратель детей? Где Паскевич?!