Книга Голубая звезда - Жюльетта Бенцони

– Я слышал, вы недавно продали сэру Эрику Фэррэлсу одно из ваших серебряных кресел Людовика XIV? Меня, признаться, это удивило: я ведь знаю, что Вобрен бережет эти редкие экземпляры как зеницу ока...

– Не представляю, кто мог вам это сказать, князь! Господин Вобрен скорее даст вырвать свое сердце из груди. Да если он и решится на такое, то уж, конечно, не ради барона Фэррэлса. К тому же барона интересует только античность. В последний раз мы продали ему золотую статуэтку, вывезенную несколько веков назад из храма Афины...

– Меня, должно быть, неверно информировали, или я сам не так понял, – философски заметил Морозини. – Сказать по правде, лично я даже не знал, что он коллекционер. Наверно, потому, что ни разу не имел с ним дела?..

Мистер Бейли снова позволил себе улыбнуться.

– При вашей сфере деятельности меня бы удивило обратное. Его совершенно не интересуют ни драгоценные камни, ни украшения – разве что греческие и римские камеи и инталии...

– Вы уверены?

Старый джентльмен поднял белую холеную руку, украшенную печаткой с гербом.

– Абсолютно уверен: ни на одном аукционе ни сэр Эрик, ни кто-либо из его доверенных лиц не вступали в торги за какую бы то ни было, даже очень знаменитую, драгоценность. Вам это, должно быть, известно не хуже, чем мне, – добавил он с мягким укором в голосе.

– В самом деле, – пробормотал Морозини с рассеянно-сокрушенным видом, который порой так хорошо ему удавался. – Случается, знаете, что меня подводит память. Возраст, наверно, сказывается, – вздохнул этот старик, которому не сравнялось и сорока.

Он вышел из магазина и, поскольку ему нужно было спокойно подумать, решил выпить шоколаду на террасе «Кафе де ля Пе».

То, что он узнал от Бейли, давало пищу для размышлений. Только одержимый коллекционер мог согласиться на сделку, предложенную Солманским: Фэррэлс получает сапфир, а упомянутый Солманский взамен становится его тестем. Камни Фэррэлса не интересовали, он был убежденным холостяком – однако он согласился. Какую же ценность представлял для него вестготский сапфир, почему он так стремился завладеть им?.. Альдо ломал голову над этим вопросом, поворачивая его и так, и этак, но не находил удовлетворительного ответа...

Ему пришла мысль попросить торговца оружием о встрече и поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Но прежде он намеревался, в свою очередь, прикинуться Асмодеем и заглянуть в дом, где вершились такие странные дела.

Поэтому вечером, после обеда, проводив тетю Амелию до ее стеклянной, расписанной цветами клетки – там помещался маленький гидравлический лифт, бесшумно и мягко доставлявший маркизу прямо к порогу ее спальни, – Альдо сказал Сиприену, что хочет выкурить сигару в саду.

– Свет в гостиных лучше погасить, – добавил он. – Оставьте ровно столько, чтобы я не заблудился на обратном пути, и ложитесь спать! Я все потушу, когда буду подниматься к себе в комнату.

– Господин князь не боится простуды? Под вечер шел дождь, трава в саду мокрая, с деревьев каплет, в лакированных туфлях не очень удобно будет ночью в такую сырость. Да и в смокинге тоже... Госпожа маркиза советует господину князю переодеться во что-нибудь более... подходящее для поздних прогулок и дождливой погоды, прежде чем он выйдет насладиться доброй гаванской сигарой в саду.

Лицо старого слуги выражало самую простодушную заботливость. Морозини, однако, все понял и расхохотался:

– Она все предусмотрела, не так ли?

– Госпожа маркиза очень предусмотрительна... и она бесконечно любит господина князя...

– Почему же она не дала мне этих добрых советов сама, когда мы с ней желали друг другу спокойной ночи?

Сиприен хмыкнул и сделал неопределенный жест рукой:

– Мадемуазель Мари-Анжелина, я полагаю!.. Госпожа маркиза вовсе не хочет, чтобы ей было известно о чьем-то желании курить в насквозь мокром саду. Я... гм... я готов биться об заклад, что мадемуазель Мари-Анжелине придется нынче вечером читать госпоже маркизе. «Отверженных»... может быть, не целиком, но два-три тома по меньшей мере...

– Я все понял, – рассмеялся Альдо и похлопал дворецкого по плечу. – Иду переодеваться.

Он поднялся по лестнице, шагая через две ступеньки и не переставая улыбаться, а проходя на цыпочках мимо двери г-жи де Соммьер, послал ей кончиками пальцев воздушный поцелуй. Удивительная женщина! До чего же проницательна, до чего хитра! Зная, что маркиза терпеть не может ложиться рано, он с удивлением – но и с облегчением! – услышал, как за обедом она выразила желание пораньше отойти ко сну. Этим тетя Амелия давала ему понять, что при любых обстоятельствах она на его стороне и что в ее доме он может действовать, как сочтет нужным.

Вскоре, сменив смокинг на матросскую фуфайку из черной шерсти, а туфли на крепкие башмаки на каучуковой подошве, он вышел в сад – сигары у него с собой не было, зато в кармане лежал портсигар, полный сигарет. Одному Богу ведомо, как долго продлится его ночная вахта...

Сад дышал покоем, зато в соседнем доме праздник был, по всей видимости, в разгаре. Из-за ночной сырости большие застекленные двери были лишь приоткрыты; оттуда доносились дивные звуки пианино, лился полонез Шопена, неистовый и скорбный: исполняли его, вне всякого сомнения, руки виртуоза. «Так, значит, там у них концерт? – подумал Морозини. – Как же План-Крепен об этом не упомянула?» Он решил подойти поближе и посмотреть.

Два сада разделяла только решетка, вдоль которой с обеих сторон были разбиты клумбы. Собравшись с духом, Альдо скользнул в заросли рододендронов и оказался у невысокой стенки, увенчанной прутьями решетки. Минуту спустя он спрыгнул по другую сторону, в царство гортензий, бирючины и аукубы – настоящая зеленая стена тянулась до самого дома, до длинных, вдоль всего фундамента, ступеней, большие окна над которыми заливали сад светом.

При всех неудобствах этого пути Альдо решил пробираться к дому через заросли. Он был уже почти у цели, как вдруг некий тяжелый предмет – не иначе, метеорит – рухнул с неба, едва не приземлившись прямо на него. Захрустели ветки. Если это и был метеорит, то необычный – он вскрикнул: «Уй!», после чего сдавленным голосом отпустил длинное ругательство.

– Вор! – догадался Альдо и, схватив пришельца с небес за шиворот, поставил на ноги, готовый прямым ударом в челюсть вернуть его в лежачее положение при первом же проявлении агрессивности. О том, что его собственное положение было отнюдь не менее щекотливым, князь и не подумал. Пришелец между тем, убедившись, что стоит на твердой земле, проявил норов.

– Я – вор? Вы забываетесь, милейший! Я гость вашего господина...

Поняв, что его приняли за сторожа, Альдо решил придерживаться этой роли. Незнакомец оказaлcя на вид симпатичным, даже немного забавным: высокий и тощий, во фраке, изрядно пострадавшем при падении, он смотрел чистыми голубыми глазами из-под по-детски трогательной белокурой пряди, падавшей на лоб и закрывавшей одну бровь. Однако его круглое лицо, увенчанное шапкой густых вьющихся волос, было лицом не мальчика, но мужчины лет тридцати пяти-сорока.