Книга Зона сна - Олег Горяйнов

– Здесь у нас очень красивая альпийская горка, – сделав деловитую мордочку, сказала она, показывая Стасу кучу камней с дохлым водопадиком. – Я сама её придумала. Вот это цинерария, там, подальше, дельфиниум. А вон там, видите, мои любимые бегонии, новый сорт. Правда, необычные? Подобных им даже в Кремле нет.

Стас мог бы много рассказать ей про рожь и горох, но таких названий, которые с лёгкостью произносила она, он сроду не слыхивал и был вынужден соглашаться вслепую: да, бегонии просто потрясающие. Причём сам не знал, смотрит он на бегонии или на что другое, столько было вокруг разных цветов.

– Садовник здесь, наверное, хороший, – предположил он.

– Самый лучший! – с восторгом сказала Марина. – Никита Кириллов, мы его потом найдём. Он зна-ает, что я сегодня приезжаю. Наверняка готовит какой-нибудь сюрприз. Мы Никиту любим! И не удивляйтесь, он обязательно изыщет способ сообщить вам, что происходит из рода самого Аверкия Кириллова. На самом деле… ах, пустяки. Вы с ним, главное, не спорьте.

Стас насторожился:

– Аверкия Кириллова? – переспросил он. – Купца?

Такого случая Мими, которая на протяжении всего их разговора мучилась молчанием, упустить не смогла.

– Аверкий был замечательным человеком, – затараторила она. – Гость, известный купец, он был таким замечательным, что стал думным дьяком. Он заведовал царскими садами, а сады были напротив Кремля, и они были такие замечательные, что Аверкию разрешили поставить там свой дворец. Но в 1682 году…

– Мими! – ледяным тоном произнесла Марина.

– …его убили восставшие стрельцы, – затухающим голосом промямлила Мими и замолчала.

Но Стаса разговор интересовал; он не собирался его заканчивать.

– У Аверкия Кириллова был племянник Тимофей, – сказал он. – Женился в 1672 году на крестьянке Дарье. О нём вы ничего не знаете?

Мими трясла кулачками, открывала ротик и едва не подпрыгивала, так ей хотелось ответить. Но Марина, положив свои пальчики ей на губы и нежно глядя в её большие круглые глаза, проворковала:

– Мы об этом спросим нашего Никиту. Правда, так будет лучше?

Мими с досады топнула ножкой и отвернулась.

Все вместе пошли искать Никиту и нашли его у реки – он косил траву на лугу. Босой, в грубых штанах, с рубахой, закрученной на бёдрах, «самый лучший садовник» выглядел типичным крестьянином и на потомка знатного купца никак не походил. Он отбил поклоны барышням, проигнорировал Сержа и с достоинством пожал руку Стасу.

– Решил я вам, красавицы, накосить копёнку травы, чтоб вы могли поваляться на мягоньком, – сказал он. – Это вам не ваши диваны да перины! Я так скажу: чем к матушке-природе ближе, тем для здоровья лучше. Не правда ли сие, молодой кавалер?

– Правда, – улыбнулся Стас. Очень ему понравился этот Никита.

Садовник снял с бёдер мятую рубаху, вытер мокрое лицо и пожаловался:

– Совсем я взопрел, косючи. Передохну чуток, закончу рядок и пущу вас поваляться.

Стас без сожалений сбросил официальный сюртук, в котором как отправился утром встречать м-ра Кокса, так и промучился полдня, и протянул руку за косой. Никита засомневался:

– А управишься ли ты, барин, с инструментом сим? Это ведь тебе не патефон!

– Я, старик, не такой уж заядлый барин, – ответил ему Стас. Он прикинул на руке косу – она оказалась легче тех, какими ему приходилось работать в Плоскове, – и в несколько минут прошёл оставшийся «рядок». И, судя по довольным вскрикам садовника, прошёл достаточно профессионально – не потерял, знать, навык за годы, проведённые в дружине князя Ондрия. Там-то ему было не до косьбы.

Затем Никита сгрёб граблями траву и куда-то исчез, а Стасу пришлось пожертвовать сюртуком: он бросил его на копёнку, чтобы девушкам не пришлось пачкать о сырую траву платья. Пока усаживались, вернулся садовник, а за ним бежала целая толпа слуг: принесли низкий столик, баулы с напитками и закусками, буфетик с посудой и громадный зонт от солнца. Оказывается, наступило время ленча.

Слегка насытившись, перешли к пустому трёпу; с Мими был снят обет молчания, и она утомила всех рассказом, какие чувства пробудило в ней замечательное умение Станислава Фёдоровича косить траву. Она ухитрилась уместить сюда и природные стихии, и любовь к народу, и графа Толстого Льва, и трепет сердца. На Марину Стас тоже произвёл впечатление.

– В самом деле, князь, – спросила она, – где же вы обучились этой работе?

– Я, Марина Антоновна, некоторое время жил в деревне, – уклончиво ответил Стас. Вдаваться в подробности он не счёл нужным.

– А знаете, князь, мой папенька тоже умеет косить. Он в детстве жил ну просто как обычный крестьянин.

– Мне об этом известно, – ответил Стас, пребывая в сомнении: а читала ли она учебник истории, в котором биография её папеньки изложена превосходно?

– Да, да, как обычный крестьянин!

– А скажите, отчего вы меня зовёте князем? Ведь после Указа об уравнении сословий в правах дворянства как такового не существует?

– Ах, князь, я знаю, и мне это очень обидно. Ну что такого плохого, если бы благородные люди носили благородные звания?

Тяжёлый случай, подумал Стас. Вся страна знает, что детство Деникина прошло в беспросветной нужде, а дочка переживает, что отменили дворянские звания и привилегии! Сам-то он полагал, что высоким происхождением кичиться не следует, а даже надо скрывать его.

Тут девы принялись за десерт, и Стас, извинившись, отошёл по малой нужде. А когда возвращался, навстречу ему попался Никита, уже в сапогах и другой, нарядной рубахе, явно околачивавшийся здесь в надежде встретить «молодого кавалера». Он двинулся Стасу наперерез, улыбаясь и разводя руками:

– Хорошо вы косите, барин! А должен вам поведать, что и предок мой, знаменитый Аверкий Кириллов, царский садовник, хоть и был в больших чинах, тоже сам кашивал, и преизрядно. Не гнушался. Сие нам всем урок и наука!

Ну, Москва! – улыбнулся про себя Стас. Из пустого дела столько разговору. Небось если бы он, князь, из земли редиску выдернул, они бы сагу сложили.

Впрочем, к Никите у него был определённый интерес. Стас обнял его за плечи:

– А скажи-ка мне, друг Никита, что тебе известно про племянника Аверкия, Тимофея Кириллова?

– Про Тимофея-то? Много чего известно про Тимофея. Химик он был, Тимофей. Химик. Химичил всё. Но только он не Кириллов, нет. Он сводной сестры Акинфия был сын. – И Никита замолчал.

– Ну? – поторопил его Стас.

– А что? Больше ничего. Даже фамилии нет.

Стас просто рассвирепел:

– А говоришь, много известно! Ведь он женился на крестьянке, на Дарье из Плоскова! Что дальше-то с ними было?

– Так это и есть много; больше кто скажет? Он химичил, химичил, сварил мыло с травами. Хотели Тимофея сжечь за колдовство, он и пропал. Может, сожгли, может, в Польшу ушёл. Но вряд ли успел, стрельцы бузили – страх. Аверкия-то уходили до смерти, злодеи.