Книга Рейд - Глен Кук

Никастро стонет, пытается оттолкнуть от себя Яневича. Командир помогает придержать его.

– У них в Ратгебере есть гигантский компьютер-киборг. В нем как составляющее используются человеческие мозги. И другой задачи у него нет. Теперь они знают, что это за корабль, кто командует и как давно мы вылетели. Они это довели до искусства. Главный у них на Ратгебере ушлый. И с каждым днем умнеет.

– А почему бы нам не остановиться, а они пусть гоняются за предсказанием своего компьютера?

– Потому что это самый старый трюк. Плюхнемся прямо к ним на колени. Понимаешь, основная проблема в том, что они превосходят нас численностью. И могут проверять сразу много гипотез. Со времени последнего контакта они разработали не меньше сорока вариантов.

– И мы никак не собираемся огрызаться?

Чему он так радуется? Это бесит меня больше, чем упорство ребят из той фирмы.

– Конечно, нет. Нам платят не за потасовки с истребителями. Мы охотимся за транспортными судами.

Во время следующего спуска из клайминга мы окончательно сбросили тепло, избавились от собравшихся отходов и перешли в гипер до появления противника. Мы их стряхнули. Старик говорит, что это обычная процедура. Мне это утверждение показалось сомнительным.

Я понесся к своей койке, как только нас отпустили с боевых постов. Обычно первыми пропускают тех, у кого трудности в клайминге, но на этот раз я воспользовался преимуществами сверхштатного положения и своими полномочиями. У меня они есть. И вообще, можно один раз побыть слабачком.

Не один человек костерил меня за то, что моя задница лежит в раковине. Я давал советы, куда можно засунуть заботу о личной гигиене.

Мне-то никто никогда не уступал.

Последний взгляд на командира – он стоит, как на параде, глядя в пустой аквариум монитора.

Оказывается, мы следуем к единственному маяку, оборудованному инстелом. Магнитофон занят докладом о бое с «Левиафаном». Время отдыха, время осмысления.

Ракеты у нас еще не кончились.

Глава 7 Приказы

Патруль меня достает. Сегодня я почти со всеми грызусь или задираюсь. Во мне, как в закупоренной бутылке, кипит страх.

Не я один хожу с угрюмой рожей. Меньше стало улыбок, меньше шуток. Экипаж притих. Между людьми нарастает не высказываемое, но очевидное напряжение. Недалеко до драки. Нужен клапан для спуска давления.

До этого я постараюсь не покидать операционного отсека. Не хочу стать участником. Из-за сдерживающего присутствия Старика операционный отсек стал самым безопасным местом на корабле.

Когда я прихожу, на вахте Пиньяц. Рядом командир. Командование ответило на наш рапорт. В конце-то концов.

– Подонки! – рычит Пиньяц.

Командир вручает мне листок. Это поздравления. От танниановых лизоблюдов.

– Ни одного слова о Джонсон, – бормочет Пиньяц. – Гады железобетонные. То же самое будет с нами. Некий печальный мешок с дерьмом переведет нас в неактивный файл, подождет с годик, а после разошлет «с прискорбием сообщаем».

Никастро дарит Пиньяцу взгляд, исполненный яда. Его руки белеют и трясутся.

– Письма на этих чертовых бланках, вот что они рассылают. Набитые таннианским враньем о доблестных воинах, приносящих высшую жертву. Господи! Говори потом о бездушии.

Никастро вскакивает, я встаю у него на пути. Он замахивается. Я легким толчком отправляю его обратно и спрашиваю:

– Как там дела, сержант?

Он погружается в неловкое молчание.

Удара Пиньяц не получил, но из дальнейшего понял достаточно. Он перестает скулить.

Слишком многие все видели и ничего не пропустили. Весть расходится.

Может быть, это позволит мне сделать прорыв. Один обычный случай, абсолютно незапланированный. После постоянных безуспешных попыток хоть что-нибудь придумать.

Первым начинает обсуждать инцидент командир. В частной, разумеется, беседе.

– Сегодня утром я случайно заметил кое-что интересное, – говорит он, прихлебывая кофе, сваренный для придания большей остроты очередному нашему спаррингу.

– Да? Я сомневаюсь.

– В чем ты сомневаешься?

– Что ты что-либо сделал случайно. Ты даже дыханием управляешь, как хореограф балетом.

Он позволяет себе усталую, сардоническую улыбку.

– Ты отлично нашелся. Могли быть неприятности. Ито мог начать настаивать на своих прерогативах. – Он продолжает обрабатывать свою трубку. – Ты всегда был хорош в таких ситуациях. Боюсь, что Никастро мне придется сожрать.

Он обнаруживает на трубке что-то, что ему не нравится, и отправляет инструмент обратно в карман.

– Порой после боя патруль идет корявее. Просто все труднее. Как моральная гангрена. Трения между офицерами и солдатами. Команда разбивается на враждебные лагери. – Он снова тянется за трубкой, которую замучил уже до полусмерти.

– Ты выиграл время. Может быть, Никастро теперь глянет на себя со стороны.

После паузы:

– Скажу, наверное, начальникам отсеков, пусть подтянут особо болтливых.

Мое воображение подсказывает мне возможность катастрофического развития событий. Удар разряжает обстановку, но сеет семена. Создает прецедент. Нужно что-нибудь для отвлечения. Жалко, что нет места для занятий спортом.

– Ты можешь посоветовать Пиньяцу быть помягче.

– Знаю. Он просто сказал то, о чем думаем мы все. Дело не в том, что, а в том, как он сказал. Он все так говорит.

Все-таки ничего командир толком не говорит.

– Черт возьми, ему не нужно постоянно доказывать, что он не хуже других. Мы это и так знаем. За этот наплечный кубик жителя Старой Земли ему могут голову свернуть.

– Это и я бы мог сделать. Мне это надоело. Но что поделаешь? Люди останутся такими, какие они есть. Жизнь их научит.

Учит меня жить. Я полагаю, что настало время дать сдачи.

– А ты? Что у тебя за кубик? Что тебя-то снедает?

Его лицо темнеет, как старый дом, в котором погасили свет. Залпом допивает кофе и оставляет мой вопрос без ответа. Настаивать не стоит.

Вдруг материализуется Кригсхаузер, якобы прибрать. Но у него явно что-то на уме. Он из простой работы делает целую процедуру.

Я едва ли прикоснулся к кофе.

– Ты это пьешь, Кригсхаузер? Хочешь допить? Давай. Садись.

Я уверен, что он отпивает по чуть-чуть с каждой заварки. Настоящий кофе – слишком сильное искушение.

– Спасибо, сэр. Да, сэр. С удовольствием.

Я жду, не зная пока, как его разговорить. Как и прочие на борту этой летающей психиатрической клиники, он покрыт надежной броней.