Книга Обреченный убивать - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По крайней мере, хочется так думать…
Мы разбили наш бивак посреди умопомрачительной красоты поляны на берегу сверкающей расплавленным серебром реки. Вертолет улетел сразу же вместе с сопровождавшими Кончака офицерами спецназа. Мы остались одни.
Пока ловили форель – сколько ее, братцы, здесь! У-у-у… – не перекинулись ни словечком. Немудрено – несмотря на близко поставленные берега, речушка грохотала, как Ниагарский водопад. Попробуй докричаться… или позвать на помощь…
Пока варится уха, я готовлю закуску. Ничего особенного – колбаса, зелень, лук – обязательно! – печеная картошка и сало.
Для моей хохлацкой души лучшего и не надо. Сало розовое на срезе, свежезасоленное, и шкурочка соломой присмаленная. Эх, братцы, что может быть вкусней! Как я по нему соскучился… кто знает, тот поймет. И хлеб. Мягкий, недавно из печи, не белый, барский, а черняшка – ржаной. Дух захватывает.
В Афгане мы готовы были отдать за него все, что угодно. Даже за запах… А, что вспоминать!
– Готово. – Кончак, обжигаясь, пробует уху. – Хороша-а… Доставай… – кивает в сторону реки, где под камнями лежат бутылки "Столичной" и минералка.
Меня подгонять не нужно; что касается дармовой выпивки да еще под такую закусь – куда там нашим чемпионам-спринтерам.
Торопливо свинчиваю пробку, подвигаю стаканы – наши, расейские, граненые, – тянусь, чтобы ни капельки не пролить (упаси Бог!) и нали…
– Э, капитан, остановись! Шустер… А это ты видал?
Кончак достал из кармана коробочку, открыл, и в его ладони засиял металлический кругляшок. Медаль!
– Что уставился? Твоя. Не рад?
– Служу…
– Да служишь, служишь… И неплохо. Только вот непонятно кому… Ну ладно, это я так, к слову. Обмоем, капитан, чтобы не последняя. А вот теперь – наливай!
Медаль пьет из стакана вместе со мной. До дна.
А хорош все-таки напиток – водка. Я ни капельки не сомневаюсь, что ее придумали именно русские. На собственном примере знаю, как действует зарубежная мачмула, разрекламированная по всему земному шарику. Бьет по мозгам, тошниловка хренова.
А вот русская водка душу согревает. Выпьешь – и беда не беда, и горе забывается, и веселье – хоть на час, а твое, никто не отнимет.
– Как ушица? – подмигивает мне Кончак.
– Выше крыши, – отвечаю; и не грешу против истины.
– Кто варил… – самодовольно ухмыляется полковник и наливает очередную порцию ухи в алюминиевую солдатскую миску.
Он хлебает прозрачный расплавленный янтарь ушицы личной серебряной ложкой (что ж, у каждого есть свои маленькие слабости), а я, незаметно наблюдая за ним, лелею кощунственную мысль: ах, какой отменный шеф-повар получился бы из тебя, любезнейший полковник!
Вместо пятнистой десантской робы и пудовых ботинок с комьями грязи – накрахмаленный колпак и белоснежный халат, вместо ранних морщин, седины и шрамов – упругая розовая кожа цветущего здоровяка, вместо заплаканных женщин, мужей которых ты собственноручно лишил жизни – благодарные, счастливые глаза их карапузов, уминающих за обе щеки приготовленные тобой торты и пирожные.
Ведь именно в этом твое призвание… и будь проклят древний умник, сообразивший выстрогать дубину, чтобы размозжить голову ближнему!
– О чем мечтаешь, капитан?
Насмешливый голос Кончака возвращает меня к действительности.
– О жизни, товарищ полковник.
– Ну и как, нравится она тебе?
– Вам нужно услышать ответ или…
– Или.
– Значит, правду… Жизнь – дерьмо.
– Глубокомысленное заключение. И главное – весьма оригинальное и свежее.
– В моем нынешнем положении для подобных выводов не нужно чересчур перенапрягать извилины.
– И что же тебя не устраивает?
– Все.
– Это уже серьезно… И каков выход?
– Расставить точки над "i".
– Резонно. И давно пора… – Кончак сел ровно, выпрямив спину. – Но прежде у меня к тебе есть еще несколько вопросов. Можешь отвечать правдиво – тут нас никто не услышит. – Он мельком посмотрел на окружающие нас горы и перевел взгляд на бурлящую реку.
Да, местечко для конфиденциального разговора Кончак выбрал идеальное. Даже если предположить невозможное – что некто все же последовал за нами и затаился где-нибудь поблизости, – использовать самую современную подслушивающую аппаратуру он будет не в состоянии из-за чересчур "грязного" фона.
И однако же полковник говорил со мной вполголоса, приглашая следовать его примеру. Я принял условия игры.
– Я вам никогда не лгал, – нагло сказал я, глядя в немигающие зенки шефа.
– А я и не настаиваю на подобном определении кое-каких, с твоей точки зрения несущественных, подробностей происшествия на контрольном пункте, которые ты, похоже, просто забыл. Я понимаю – экстремальная ситуация…
– Простите, товарищ полковник, но я не просекаю…
– Освежить твою память? – В голосе Кончака явственно прогромыхал гром. – Но прежде хочу тебя предупредить – с этой минуты лжи, ни большой, ни маленькой, я не потерплю. Инстинкт самосохранения – вековой инстинкт, заложенный в гены человека. Однако всему существует предел. В том числе и моему терпению. Потому советую быть со мной откровенным. Надеюсь, ты понимаешь, что я вожусь с тобой не ради восстановления истины – плевать мне на нее! – а для того, чтобы в дальнейшем между нами не было недомолвок. Ты мне нужен, капитан. А я – тебе. Учти это.
Я уже учел. Давно. Пусть я временами и шарю под придурка, недалекого служаку с крохотным мозгом ископаемого динозавра, но когда дело касается того самого "векового инстинкта" – дудки, фиг с маслом, мы тоже, чай, не из пробирки.
Я ждал этого разговора и боялся его…
То, что Кончак проверил лично место моих геройских подвигов в горах, у меня не было ни малейших сомнений. Особисты лишь констатировали случившееся, так сказать, летописали, а полковник искал, притом знал, что именно. Знал!
Я представляю, как он и его люди, ползая на карачках, из мельчайших, практически невидимых неискушенным взглядом камешков клеили мозаику истины.
И, похоже, склеили… – Я готов.
Не думаю, что теперь в моем взгляде он увидел предупредительность и чинопочитание.
Плевать! Пошел он… Я Волкодав, полковник, и тоже кое-чего стою. Если ты думаешь, что я сейчас и спинку тебе почешу, то оставь свои заблуждения за кадром, и как можно скорее.
– А если готов, то ответь: что тебе рассказал Абдулкерим?
– Кто? А… – До меня дошло, что так звали бархатноголосого голубка. – Все.
– Так я и предполагал… – хмуро зыркнул на меня Кончак.
– Извините, товарищ полковник, но у меня тоже есть вопрос.