Книга Клубника в горьком шоколаде - Светлана Борминская

«Я — санитар зла! — разглядывая трубящих ангелов на потолке над собой, почёсывал пятку он. — А без этой дюжины никуда не годных людей мир стал чище, как не крути…»

На мёртвого Кобылина уже сутки была навалена целая тонна земли, а может быть, и две, а он, вялотекущий шизофреник, завтра, наконец, летит домой — в Швецию.

ВСЁ В ЭТОМ МИРЕ — ДЛЯ ЛЮБВИ

На стеллажах архива Пушпрома стояли тысячи обгрызенных папок с личными делами уволенных сотрудников, а спёртый воздух пах толстыми мышами. Лидия Францевна, нацепив на нос очки, стала с ходу листать и отбрасывать папки, подаваемые ей кадровиком Спиваковским. Лев Тимофеевич весьма удивился такой оперативности, а затем стал помогать ставить просмотренные папки обратно на стеллажи в строго алфавитном порядке.

— Вот он подлец! — через час с небольшим выдохнула вспотевшая от усердия госпожа Клушина и взглядом победительницы одарила суетящихся рядом с ней мужчин.

— А ну-ка, дайте сюда папку! — протянул руку кадровик. — Так я и думал… Абсолютно неприметная фамилия, как, собственно, и Трунов. Совсем неудивительно, что он всех так легко вводил в заблуждение!

Лев Тимофеевич заглянул в открытое личное дело и прочитал Ф.И.О. искомого сотрудника Пушпрома: Юрий Иванович Вырицын — старший научный сотрудник лаборатории соболиного сектора Пушпрома.

— Я хочу изъять это дело, Анастас Кузьмич, — разглядывая безнадёжно неприметное лицо Вырицына, сказал следователь.

— Кому тут нужно его дело?.. Да, берите ради бога, — махнул рукой Анастас Кузьмич. — Только пойдёмте, оформим изъятие по всем правилам.

«Мир был бы скучным без толстых людей, иначе перед кем бы хвалились своими торсами люди с поджарыми животами?» — Лев Тимофеевич покосился на свой поджарый живот вегетарианца и подумал, что для обретения душевного равновесия ему, всё-таки, имеет смысл жениться на какой-нибудь пухленькой даме, вроде Лидии Францевны, только помоложе. Попрощавшись с Клушиной, следователь поспешил в прокуратуру.

«Вот женюсь и буду есть не фигу с маслом, а блинчики с мясом, которые состряпает к моему приходу супруга!» — поднимаясь по ступенькам к своему кабинету, мысленно рассуждал Рогаткин. Ему предстояло сделать больше десяти срочных звонков, чтобы исключить отъезд из страны опасного убийцы — Вырицына Юрия Ивановича, который по непонятным соображениям представлялся всем своим будущим жертвам довольно распространённой и нейтральной на слух русской фамилией — Трунов.

Лев Тимофеевич предусмотрел почти всё, он ещё не знал, что завтрашний день скомкается, и убийцу задержат прямо у стойки вылета аэропорта Шереметьево.

— Вы Юрий Иванович Вырицын? — спросит притихшего маньяка оперативный сотрудник с очень человеческой фамилией Петров.

— Нет, я не Вырицын, — попытается откреститься от своего Ф.И.О. маньяк. — Я — гражданин Швеции Герхардт Лахольм.

Но оперативный сотрудник Петров не даст уехать «господину Лахольму» и предъявит ему для прочтения ориентировку с его фотографией двадцатилетней давности. Из кармана брюк при задержании Вырицына извлекут остатки порошка нецо, и их будет достаточно для предъявления предварительного обвинения.

— Вас уже проверял кто-нибудь вроде психиатра, Юрий Иванович? — спросит Лев Тимофеевич маньяка, когда тот будет доставлен в следственный изолятор.

— А вас? — улыбнётся следователю маньяк — малорослый щуплый человек с пегими волосами.

— Самое время, — Лев Тимофеевич с печалью и ужасом взглянет на отравителя. Обычно так Рогаткин смотрел на мат на заборе, какового в Москве предостаточно.

— Хотите тёртых калачей в элитном ресторане русской кухни?.. — будет спрашивать каждого приблизившегося к нему сотрудника правоохранительных органов Юрий Иванович Вырицын-Трунов-Лахольм, а затем неожиданно на трое суток впадёт в кататонический ступор.

— Лев Тимофеевич, скажите, неужели, Вырицын действительно мстил за своё украденное открытие? — через день после задержания отравителя спросит зам. прокурора у Рогаткина. — Так коварно поступить с изобретателем… В принципе, его можно понять.

— Никакого открытия не было, Всеволод Иваныч, я проверял, — ответит следователь.

— А за что же тогда он убивал своих сослуживцев?

— Комплекс Наполеона… Вырицын считает себя гением, которого все обижают. Он уверен, что, если бы не обидчики, то он обязательно сделал бы открытие и прославился. Даже термин «отчебучивание» в выделке мехов не применяется, его просто нет. Кстати, в Швеции у Вырицына успешный бизнес, его фирма выпускает консервы с вкуснейшей селедкой!

— Как же так, с его-то головой, и вдруг успешный бизнес? — удивится полковник Чашкин.

— Это семейное предприятие его тёщи и тестя, которых уже нет в живых.

— Да, Лев Тимофеевич, пожалуй, надо бы проинформировать шведские органы, как вы считаете?..

— Отличная идея, Всеволод Иваныч, — согласится следователь. — Может, и в Швецию пригласят на опыт ихний посмотреть?

— Так ты шведского не знаешь, — ухмыльнётся зам. прокурора.

«А ты знаешь, как будто», — подумает про себя Лев Тимофеевич, но это будет через неделю.

ЛЕВ И УБОРЩИЦА

— Лев Тимофеевич, штаны подбери! — пошутила разбитная уборщица прокуратуры, когда Рогаткин, закончив трудовой день, спускался по чисто вымытой мраморной лестнице на улицу.

— Что вы с-с-сказали?!

— Ничего, — помотала головой уборщица и со смешком ткнула шваброй в ботинок Рогаткина.

«А ещё пожилая женщина…» — подумал пунцовый от возмущения Лев Тимофеевич, давая себе слово ни за что больше не связываться с «этой дурой», обходя ту за километр.

На улице, куда Лев Тимофеевич вышел нервным шагом только что обиженного «дурой» мужчины, он столкнулся с прекрасной незнакомкой несколько моложе себя. Незнакомка взяла и улыбнулась Льву Тимофеевичу, возможно, у неё просто было хорошее настроение, и давно не болели зубы. Лев Тимофеевич приосанился и решительно улыбнулся в ответ, показав прокуренные резцы 38-летнего холостяка. Дама медленно обошла его и пошла-пошла-пошла, покачивая бедрами, в противоположную сторону.

«Женщина с очень высокой грудью и умело накрашенная», — сделал молниеносный вывод Рогаткин, а женщина оглянулась.

«Но — не дама!» — устрашился второй улыбки следователь.

«Если тушь и румяна смыть, для роли невесты не годна! — сделал третий грустный вывод Рогаткин. — И не похожа на маму — окончательный кол!»

«Все, больше в ней ничего нет!» — Лев Тимофеевич сморщился и, сутулясь, пошёл к метро. Так эта милая, по большому счёту, женщина, была забракована и не стала всеми уважаемой женой Льва Тимофеевича Рогаткина, мадам Рогаткиной или госпожой де Рогаткин.

ОСЕНЬ

Лев Тимофеевич у себя в кабинете задумчиво пил чай с миндальным пирожным. В пакете, который он принёс из булочной, их оставалось ещё два.