Книга Агент из Кандагара - Чингиз Абдуллаев

– А вы знаете, что среди разработчиков атомного оружия былигениальные ученые. Самые порядочные и самые высоконравственные люди. Среди нихбыл даже великий Нильс Бор. Но все их принципы не помешали им создать подобноеоружие. И вы помните, чем все это закончилось? Самая демократичная и свободнаястрана в мире сбросила две атомные бомбы на японские города. Насколько я помнюстатистические данные, там погибло около двух процентов военных, остальные былимирные люди. Женщины, дети, старики. И до сих пор подобное варварствооправдывается якобы военной необходимостью. Или вы об этом никогда не слышали.Люди сгорели в пламени атомного взрыва, а те, кто выжил, медленно умирали ещесорок лет.

– Я об этом слышал. Но тогда была война.

– Сейчас тоже идет война. Еще более ожесточенная инепримиримая, чем раньше. Четвертая мировая война. Война между двумяцивилизациями. И мы просто помогаем своей цивилизации не проиграть в этойвойне.

– Убивая тысячи невиновных людей?

– Вы сами сказали, что тогда была война. Один немецкийколлега рассказал мне, что перед самым окончанием войны английская авиацияпочти полностью стерла с лица земли Дрезден. Погибли тысячи мирных жителей,которые прятались в городе, пытаясь спастись от этого кошмара. Летчиковнаградили, и никто никогда не считал это безнравственным поступком. Убийство навойне даже сотен тысяч людей считается воинской доблестью, а убийцынаграждаются орденами и медалями.

– Нас никто не будет награждать.

– Мы работаем не для этого.

– Насколько мне удалось выяснить, здесь работаютспециалисты, которые получают хорошие деньги за свою работу.

– Согласна, – улыбнулась она, – но это часть нашей работы.Бескорыстных людей сейчас почти не осталось. Однако продолжим. Ты так и неспросил у меня, почему я здесь оказалась. Ведь я могла остаться в Америке илиКанаде, где у меня были очень перспективные предложения. Я уже не говорю оГарварде, своей лаборатории. – Она даже не заметила, как перешла на «ты»,словно действительно считая его своим младшим родствеником или другом. – Ночетыре года назад погиб мой сын.

Она погасила сигарету и вытащила новую.

– Врачи говорят, что мне нельзя так много курить, – невеселосообщила она, – но я не могу отвыкнуть от этой глупой привычки. Мой сын былжурналистом. Американским журналистом, который все лишь выполнял свойпрофессиональный долг. Он отправился на встречу с представителем талибов идолжен был взять у него интервью. Об этом было известно союзному военномуруководству. Когда он появился там, было принято решение нанести ракетный ударпо дому. Потом я точно узнала, что им было известно о нахождении в домеамериканского журналиста, соотечественника. Но подобная «мелочь» их неостановила. Вместе с ним погибли трое прибывших на встречу талибов и вся семья,которая находилась в доме: отец, мать, дедушка, четверо детей. Но они былимусульманами и их можно было не принимать в расчет. Вот так. Разорванныеостанки сына привезли, чтобы похоронить в Америке. Я отказалась, решив привезтиего сюда. Вот такая история.

– Соболезную, – кивнул Маджид, – я понимаю, как вам тяжело.

– Не понимаешь, – резко сказала она, – это невозможнопонять, пока сам не почувствуешь подобное. И тогда я стала задавать себе всеэти проклятые вопросы. Почему можно убивать сотни тысяч людей в Ираке илиАфганистане и никто за это не отвечает? Почему американцы вторглись в Ирак,заявив на весь мир, что там спрятано оружие, которое потом так и не нашли?Почему, когда «случайно» убивают сотню ни в чем неповинных людей в Афганистане,они всего лишь приносят свои извинения, да и то не всегда? Можешь себепредставить, что случилось бы, если бы афганский вертолет или самолет случайновыпустил ракету и убил сотню американцев? Это был бы скандал на весь мир. Аубийство сотни-другой мусульман – всего лишь статистика. И тогда я впервыеспросила себя – почему? Почему мир устроен так несправедливо?

– Если мы убьем еще тысячу американцев или европейцев, развеот этого мир станет лучше? – с горечью спросил Маджид.

– Не станет. Но другая сторона будет по крайней мере знать,что мы можем наносить такие ответные удары. Страшные и неотвратимые. Или ты сомной не согласен?

– Не согласен, – упрямо сказал Маджид, – мы должны делатьвсе, чтобы предотвращать подобные безумные акты, а не поощрять их.

– Ты еще слишком молод, – грустно сказала она, доставаяочередную сигарету. – Я всего лишь пытаюсь тебя убедить в том, что в этом миренет общих правил морали и нравственности. Все, что морально для победителей,будет считаться верным и правильным. Так было во все времена. Если бы нацистыпобедили во Второй мировой войне, то, возможно, в Нюрнберге судили бы продажныхдемократов или коммунистов. Победители всегда правы. Во все времена. Мнепринесли извинения за смерть моего сына, которого убили сознательно, чтобывместе с ним уничтожить трех боевиков. Извинения, которые я должна былапринять. Но я их не принимаю.

Маджид опустил голову и молчал.

– Они не ценят человеческую жизнь своих врагов, – убежденнопроизнесла госпожа Сайед, – для них мы все – одна сплошная необразованнаятемная масса, которая не хочет принимать их ценности и разделять их взгляды.

– А мы разве ценим чужие жизни? – спросил он, по-прежнему неподнимая головы.

– Нет, – согласилась она, – в этом мире вообще разучилисьценить чужую жизнь или задумываться о судьбе одного конкретного человека.

Он молчал.

– Завтра ты уедешь… – повторила она. – Постарайся понять,что не все так однозначно в этом мире.

– Я знаю, – сказал он, поднимая голову, – кто-то сбил наулице мою девушку в Лондоне, чтобы она никому не могла рассказать о моемотъезде. Я не знаю, кто это сделал. И мне даже неинтересно, кто именно. Нотеперь я знаю, что это могла сделать любая из сторон. Этакая безнравственность,возведенная в абсолют. Вот что такое современный мир!

– Да, – печально кивнула она, – боюсь, что ты так ничего ине понял. Я только хочу сказать тебе, что ты не должен никому рассказывать онашей лаборатории. Тем более что завтра, когда твой самолет возьмет курс наИсламабад, нас здесь уже не будет. И никого не будет. Лаборатория будетуничтожена. Таковы требование секретности. Прощай, Маджид! Возможно, мы большеникогда не увидимся.

Она потушила сигарету и прошла за свой стол. Юноша поднялсяи вышел из ее кабинета, ничего не сказав. Посмотрел на лежавшие под крышкойчасы и телефон. Достал их оттуда и, немного подумав, отправил в мусорное ведро.Он даже не мог предположить, что в это время решалась его судьба. Идрисвстретился с тем, кто мог вынести ему приговор. Он настаивал на ликвидациимолодого человека, который явно находился под контролем американцев илиангличан.