Книга Смерть под аплодисменты - Чингиз Абдуллаев

– Впервые выступаю перед режиссером такого уровня, как вы, Зиновий Эммануилович, – признался он, – и перед такой почтенной публикой. Хочу заметить, что смерть Натана Леонидовича Зайделя произошла прямо на сцене и он умер под аплодисменты зрителей, как и подобает большому актеру. А теперь я начинаю свой рассказ.

С самого начала я восхищался организацией этого невероятного преступления, которое мог продумать и выполнить не просто человек, прекрасно знающий трагедию Шекспира, но и сам обладающий развитым воображением и фантазией. Конечно, среди подозреваемых была и Ольга Сигизмундовна Шахова, бывшая первая супруга Натана Леонидовича. И самые веские подозрения были именно против нее – ведь она не скрывала своего отношения к Зайделю. Однако в процессе расследования нам удалось выяснить, что были еще несколько человек, которые могли быть недовольны покойным. Это Федор Шунков, находившийся под влиянием своей покровительницы Шаховой, и режиссер Эйхвальд, которому могли не понравиться «игры» его ведущего актера с молодыми актрисами – ведь режиссер считал, что «право первой ночи» у него никто не имеет права отнимать.

– Забавно, но непристойно, – заметил Эйхвальд.

– Им мог быть недоволен Семен Ильич, который вообще считает, что в театрах большое засилье людей еврейской национальности, – продолжал Дронго.

– Я этого не говорил, – сразу сказал Бурдун.

– За что я обожаю антисемитов, так это за их храбрость, – сказал Марк Давидович под общий смех собравшихся.

– У многих из присутствующих здесь были свои мотивы, – продолжал Дронго, – и только у одного человека их как будто не было. Более того, вот уже на протяжении многих лет он считался близким другом покойного, с которым был очень давно знаком. Это сидящий здесь Игнат Сказкин. – Он показал на актера, игравшего Горацио.

– У меня действительно не было никаких мотивов, – согласился Сказкин.

– Были, – твердо возразил Дронго. – Возможно, это началось еще много лет назад, когда вы учились в средней школе. Ваш отец погиб в результате несчастного случая. Он ведь был ведущим инженером на крупном предприятии, а отец Зайделя был заведующим магазином в соседнем дворе. Представляю, как в детстве вам было сложно в семье, где росли несколько детей и мать не работала, получая нищенскую пенсию за мужа, тогда как Натан был единственным ребенком в семье, где в изобилии водились продукты и деньги.

– Это ваши домыслы, – криво усмехнулся Сказкин.

– Нет, – парировал Дронго, – мой друг Эдгар Вейдеманис был в вашем доме и разговаривал с вашими соседями. Он может подтвердить мою версию. Вы всегда ходили в одежде, доставшейся вам от старших братьев, тогда как маленький Натан выделялся своей одеждой и своим велосипедом, которого не было ни у кого из ваших соседей.

Затем вы поступили в театральный. Ваши успехи были бесспорны, а у Зайделя они были не столь впечатляющи. Но Зайдель имел возможность много заниматься, ходить в библиотеки, театры. А вы в это время разгружали уголь на товарной станции по ночам, чтобы заработать себе на жизнь. В этом никто не виноват – но, как говорил Сомерсет Моэм, страдания не делают человека лучше и чище, а лишь озлобляют его, делая мелочным и злобным.

На последнем курсе вы оба влюбились в одну студентку. Она сидит сейчас здесь. Это Ольга Штрайниш, которая предпочла выбрать Натана Леонидовича. Конечно, вам было обидно, что она сделала подобный выбор. Когда вы говорили о возможной связи Шункова с Рогаткиной, вы невольно выдали себя, сказав, что он изменяет Шаховой с какой-то молодой дурочкой и вы хотели бы увидеть ее лицо при этом известии.

– Ну и что? Это доказательство моей вины? – саркастически спросил Сказкин.

– Мне никогда не нравился Игнат, – подала свой голос Ольга Сигизмундовна. – Кажется, я всегда подсознательно чувствовала, что он человек неискренний. Я это всегда замечала, но Зайдель упрямо твердил, что они дружат уже много лет.

Дронго снова взглянул на Сказкина и продолжил:

– По жизни вы прошли почти вместе. И вы всегда его ненавидели и завидовали ему. Он играл все лучшие роли, нравился женщинам, получал звания, зарабатывал деньги. А вы оставались никому не известным актером. Единственное, что вам удалось в жизни, это добиться успеха на преподавательском поприще, став сначала доцентом, а затем профессором. Когда я размышлял, кто именно может быть убийцей, то неожиданно понял, что здесь требовался удивительно точный сценарий, который мог разработать либо сам Эйхвальд, либо профессор Сказкин. Других вариантов просто не было. Марк Давидович не присутствовал на сцене в последнем акте, а интеллект остальных не позволял им продумать такое убийство.

Мы с моим другом Вейдеманисом побеседовали со всеми, кто находится в этой комнате. И ни один из них не согласился с тем, что среди актеров на сцене мог находиться убийца. Они просто не могли и не хотели в это верить. Единственным человеком, который не опроверг эту мысль и готов был с ней согласиться, оказались именно вы, господин Сказкин. Это уже чистый Фрейд. Вы подсознательно сами выдали себя. Ведь с точки зрения собственной морали вы были убеждены, что и среди остальных найдутся столь же порочные люди.

Вы давно готовили это преступление. Заменили рапиру на другую, более острую. Точно выяснили, что шкаф ненадежно закреплен. Когда рапиры вынесли на сцену, вы нарочно положили заточенную рапиру второй, чтобы ее взял Гамлет, которого играл Морозов. На вас никто не обращал внимания – ведь Горацио был секундантом Гамлета. Но дотошный Фишкин подошел к столу, на котором лежали рапиры, и поменял их местами. Поэтому ваш план был слегка нарушен: острая рапира оказалась в руках Гамлета, затем Лаэрта и снова Гамлета. Наконец, он вонзил ее в сердце Зайделя.

Интересно, что стоявший рядом Фишкин и находившийся недалеко Полуяров вообще ничего не поняли, как не понял, что именно происходит, и Марат Морозов, пронзивший короля. И только Горацио, который следил за рапирой и состоянием Зайделя, сразу бросился к нему, от волнения забыв даже произнести свою фразу. Эйхвальд понял, что спектакль может сорваться, и пошел за кулисы. Спектакль был доигран, занавес под аплодисменты закрылся, и все бросились к Зайделю, которого уже нельзя было спасти.

Интересно, что каким бы изощренным ни был план самого Сказкина, он не нашел в себе сил позвонить вдове покойного. Ему, очевидно, показалось, что его может выдать голос или настроение. И тогда Полуяров позвонил Марку Давидовичу, и уже тот передал скорбное известние вдове своего друга. Но почему Сказкин, так долго молчавший, неожиданно решил действовать? Ведь он всю жизнь завидовал своему другу молча, стараясь не выдавать своих истинных чувств.

Все очень просто. Он второй раз в жизни влюбился, на этот раз в Светлану Рогаткину. Когда она рассказывала мне о «старичках», то поведала о том, как один из них собирался на ней жениться, но, узнав, что она была в молодежном клубе, отказался даже с ней встречаться. Мне было нетрудно узнать, что это был Игнат Сказкин.

Конечно, Рогаткина предпочитала более молодых и обеспеченных. Сказкин понимал, что Эйхвальд не упустит своего шанса. Но следом за ним за Рогаткиной начали ухаживать Морозов и Шунков, а затем подключился и Зайдель, чего Сказкин никак не мог выдержать. Тем более что Марк Давидович очень неосмотрительно рассказал об этом в компании, где был Сказкин. Известие о том, что его старый друг встречается с молодой девушкой, имея четвертую жену, окончательно добило Сказкина. Тем более что сам он получил отказ, несмотря на то что именно он сделал возможным появление в театре Светланы Рогаткиной. Сказкин, очевидно, был в ярости и именно тогда принял решение об убийстве своего старого друга. Остро заточенной рапирой Гамлет нанес удар почти в сердце, и на глазах у всего зала Зайдель начал оседать, хватаясь за грудь…