Книга Рано или поздно - Элизабет Адлер

— Отвратительное убийство, — откликнулся Йохансен. Джим Йохансен, до того как перевелся в Санта-Барбару, много лет проработал в управлении полиции Лос-Анджелеса. К убийствам ему было не привыкать. Но то, что с двумя старыми женщинами и собакой расправились столь ужасно, вызвало у него в душе тяжелую печаль. Однако со штатским он ее обсуждать не собирался. Тем более со свидетелем.

В комнатах сверкал вспышкой полицейский фотограф. Множество детективов суетились, что-то измеряя, очерчивая мелом пятна крови, ища стреляные гильзы, посыпая порошком поверхности для получения отпечатков пальцев, исследуя сейф, письменный стол, двери, каждый предмет. Они упаковали некоторые вещи, чтобы направить в криминалистическую лабораторию, — трость, тапочки Мисс Лотти и прочее. Каждый дюйм бабушкиных апартаментов был обнюхан и пропущен через частое сито.

Аналогичная процедура производилась и в комнате Марии. Даже тело пса подготовили для отправки в морг, а извлеченную пулю положили в пластиковый мешочек, чтобы впоследствии подвергнуть баллистической экспертизе.

Медэксперт стоял на коленях у тела Мисс Лотти, занимаясь тем, чем должен был заниматься, то есть определял время и причину смерти. Позднее произведут вскрытие, возьмут пробы вещества у нее под ногтями. Если она сопротивлялась бандиту, может быть, удастся обнаружить мельчайшие частицы кожи, волос или волокна ткани. По отпечатку ладони на ее горле определят комплекцию и вес убийцы. Узнают, изнасиловал он ее или нет. После такой смерти о достоинстве Мисс Лотти заботиться не приходилось.

Телевизор по-прежнему орал что есть мочи. По иронии судьбы передавали знаменитый сериал о нью-йоркской полиции.

Йохансен задумчиво остановился перед компьютером. Двинул мышью, и экран осветился.

— Что вы об этом думаете, Кэссиди?

Мисс Лотти составляла письмо рабби Альтману в Манчестер, Англия. Написано с симпатией, юмором.

«Дорогой рабби Альтман, — прочитал Йохансен. — Шалом. Как приятно получить от вас весточку, хотя признаюсь, в данный момент не могу припомнить, когда мы познакомились. Тем не менее чувствую, что мы старые приятели. А для меня таковые всегда желанны в моем доме, который носит название „Приют странника“. По вашему письму чувствую, что у вас доброе сердце…» А дальше стояла фамилия ДЮВЕН, только без последней буквы. И почему-то прописными буквами.

— Похоже, ее палец застопорился на букве Е, — сказал Йохансен. — Зачем она напечатала фамилию Элли?

Дэн вспомнил рассказы Элли.

— Она была в смятении. Возможно, думала о дочери. Романи погибла в автомобильной катастрофе много лет назад.

Некоторое время они молча смотрели на экран монитора.

— Вы сняли отпечатки? — спросил Дэн. Йохансен бросил на него недовольный взгляд, и он поднял руки вверх: — Иззините-извините, здесь командуете вы.

— Это верно. — Мягкостью интонации Йохансен прикрыл его желание поставить штатского на место.

Дэн понял, что его пребывание в особняке затянулось, и расправил плечи:

— Если я могу быть чем-то полезен, звоните.

— Обязательно, мистер Кэссиди. — Йохансен направился в коридор. — Сейчас мне очень хотелось бы побеседовать с мисс Дювен.

У Элли перед глазами стояла картина: Мисс Лотти. С маленькими ступнями, которыми бабушка всегда так гордилась, бесконечно трогательная, распростертая на ковре с раскинутыми руками. Милые серебристые волосы в крови… «Это неправда, неправда!» — воскликнуло все существо Элли. Застонав, она спрятала лицо в ладони.

— Элли, — Дэн стоял у опущенного окна машины, с тревогой глядя на девушку, — ты способна ответить на несколько вопросов? Это могло бы помочь расследованию.

— Ладно. — Голос у нее стал другим. Хриплым, незнакомым. Все теперь стало другим. Вся жизнь, которая никогда уже прежней не будет.

Она вылезла из машины.

Джиму Йохансену, пожилому мужчине в роговых очках, доброму и полному сочувствия к людям, много раз доводилось общаться с теми, чьи родственники или близкие погибли насильственной смертью, но привыкнуть к этому он не смог.

— Мисс Дювен, я приношу вам мои искренние соболезнования. Ваша бабушка была замечательной женщиной, настоящей леди. Таких больше не встретишь.

Она кивнула, глядя себе под ноги.

— Не могли бы вы, Элли, своими словами в точности описать все, что произошло с вами с того момента, как вы вошли в дом? — Йохансен выжидающе смотрел на нее, занеся над блокнотом шариковую ручку.

Она даже не задумалась. Каждый шаг отпечатался в ее памяти, каждый момент глубоко врезался в сердце. Рассказ занял несколько минут. В конце голос сошел почти на нет.

— Вам известен кто-нибудь, кто желал смерти Мисс Лотти? Или возможные причины убийства?

Дэн мгновенно сообразил, куда он клонит. Пока не поймают убийцу, Элли находится под подозрением.

— Нет.

— Спасибо. Я понимаю, насколько вам сейчас тяжело.

Детектив пошел прочь. Грузная фигура в темном пиджаке, белоснежная рубашка. Элли проводила его взглядом. Ей хотелось добавить, что она ничего и никогда не забудет. Йохансен не оглянулся.

Дэн заметил, что у нее дрожат руки. Они будто жили самостоятельно, независимо от нее.

— Все в порядке, мы можем ехать. — Дэн накрыл ее руки своими. — Тебе надо в постель. Я вызову врача, он даст успокоительное.

Она отстранилась:

— Я не уйду.

— Но ты не можешь оставаться здесь, тебе нужно немного отдохнуть.

Ее лицо было пепельно-бледным, глаза потускнели, волосы потеряли блеск и висели прямыми медными прядями Он знал, она не уйдет отсюда, пока здесь еще остается бабушка.

Медэксперт надел на кисти и стопы Мисс Лотти пластиковые пакеты, закрепил их. Под его руководством тело убитой поместили в специальный контейнер с молнией, чтобы сохранить любые свидетельства насилия. Контейнер положили на носилки с колесами, покрыли белым покрывалом и спустили по лестнице в холл. Мисс Лотти навсегда покидала «Приют странника».

Яркий свет от сверкающих хрусталем чудесных венецианских светильников в холле освещал санитаров и задрапированные белым носилки, словно на сцене. Глаза у Элли были сухие, зрачки расширены и зафиксированы на белом покрывале. Она последовала за бесконечно дорогой бабушкой к белой машине. Дверцы с шумом захлопнулись, и санитары вернулись в дом.

В следующий раз они привезли Марию.

Потом собаку.

У Элли вдруг хлынули слезы. Она побежала к носилкам:

— Бруно… О, Бруно… — Она обняла его и сразу же отпустила. — Он твердый, как доска.

— Трупное окоченение, мэм, — объяснил санитар. — Через некоторое время оно пройдет, и пес станет таким, каким вы его знали.

Элли положила ладонь на Бруно. Она выбрала его из семи щенков. «Вот этого!» — категорически заявила бабушка. Боже, сколько лет прошло, сколько воспоминаний! Сколько счастья заключалось в несчастном, застывшем, покрытом шерстью теле.