Книга Бархатный ангел - Николь Фокс

знает, кто она, Бри. Он знает, что она дочь Исаака.

— Я не могу представить, через что ты проходишь. Это не кажется реальным.

Я делаю глубокий вдох и глотаю слезы. — Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь.

— Я тоже, малыш, — говорит она. — Я тоже.

— Надеюсь, я скоро увижусь с тобой.

— Надеюсь, ты права, Ками.

Я хватаюсь за телефон и дергаю головой, когда слышу шум в коридоре. — Мне нужно идти, Бри.

— Хорошо. Поцелуй Джо от меня.

Я вешаю трубку до того, как она успевает понять, что у меня в груди сдерживаются рыдания. В тот момент, когда линия обрывается, я даю волю своим слезам.

План состоит в том, чтобы выбраться из офиса Исаака как можно скорее, но мои ноги словно приросли к земле. И вдруг я решаю, что мне все равно, поймает ли он меня здесь.

Что самое худшее, что он может сделать — похитить мою дочь?

Я жду, пока чувство не просочится обратно в мои ноги. Затем я встаю на ноги и начинаю ходить взад-вперед, пока горечь медленно не облегчит мою слепую панику.

Я обошла комнату дюжину раз, прежде чем остановилась перед небольшим баром, установленным в углу комнаты. Я заметила, что здесь нет вина.

Но есть куча другого действительно дорогого дерьма. Текила, джин, водка.

Я беру самую большую бутылку виски и выхожу из его кабинета. Я оставляю дверь настежь, потому что… потому что, черт возьми. И трахни его.

Затем я иду в свою спальню. В тот момент, когда я устраиваюсь в своем собственном пространстве, я открываю бутылку виски и оглядываюсь в поисках стакана.

Когда один не сразу бросается в глаза, я решаю, что он мне все-таки не нужен. Я отбрасываю пробку в сторону и делаю большой глоток виски.

Его дубовая горечь обжигает мой язык и заставляет меня съеживаться. Конечно, я выбрала самый крепкий виски на полке. Вкус неприятный с самого начала и становится все хуже.

Мне все равно. Пусть будет больно. Пусть горит. Я продолжаю пить в темноте, пока не осушу половину бутылки.

Когда у меня начинает кружиться голова, я опускаю ее и признаю поражение. Я не ровня виски. Его последствия уже мешают мне стоять на ногах. Я чувствую, как будто мои черты сливаются воедино.

Я спотыкаюсь и чуть не падаю прямо в оконное стекло. Мне удается удержаться на гладкой черной раме и ждать, пока мир перестанет вращаться.

Вот когда что-то бросается в глаза.

Сначала я замечаю широкие плечи Исаака. Он идет через сады к дому. Он совершенно один, но выражение его лица кажется спокойным, довольным. Похоже, он в хорошем настроении.

— Да пошел ты, — рычу я.

Он резко останавливается, и на какой-то странный момент я задаюсь вопросом, услышал ли он меня каким-то образом, хотя я на высоте этажа и в сотне ярдов от него.

Затем я замечаю, что он разговаривает с кем-то за пределами моего поля зрения. Через несколько секунд человек, с которым он разговаривает, приближается к нему.

Богдан.

Два брата разговаривают. Я прижимаюсь лицом к окну и смотрю на них.

Издалека они оба очень похожи. У них обоих впечатляющее телосложение и одинаковая окраска. Но Исаак обладает природной властностью, которую ему удается излучать даже на таком расстоянии.

— Ты проецируешь, Камила, — говорю я себе вслух. — Твои чувства к нему затмевают твой рассудок.

Но как бы я ни старалась, я не могу заставить себя чувствовать к нему что-то другое. Он манипулировал мной, чтобы я влюбилась в него, и если этого недостаточно, он пытается завладеть всей моей жизнью. Он пытается забрать мою дочь.

Так почему же это не мешает моему животу гореть каждый раз, когда он дышит?

Я никогда не выиграю с ним. Он альфа и не хочет делиться своей короной. Я всегда это знала — по крайней мере, какая-то часть меня знала. Но как-то только сейчас обрабатываю. Я только сейчас понимаю, что это значит для меня.

И для нашей дочери.

Когда дневной свет угасает, я беру бутылку виски и делаю еще один глоток.

Он уже не такой сильный и горький. Вполне возможно, что я подпалила верхний слой языка.

Когда бутылка почти полностью опустошена, я продолжаю ходить взад-вперед. Требуется несколько попыток, прежде чем я освою ходьбу по прямой, но то, чего мне не хватает в направлении, я компенсирую простотой мысли.

Пришло время быть смелой.

Пришло время быть смелой

Пора перестать прятаться за своими чувствами к нему.

Я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз, на кухню. По дороге туда я никого не встречаю, но натыкаюсь на горничную, протирающую кухонные столешницы.

Когда я вхожу, она вздрагивает. — Миссис Воробьева, — робко говорит она. — Простите, мэм.

— За что ты извиняешься? — Я щелкаю.

Это как крушение поезда. Я хочу остановить себя, но не могу. Весь мой импульсивный контроль испарился полдюжины глотков назад.

Он хочет, чтобы я стала женой братвы? Ну, тогда я буду чертовой женой Братвы.

— Я… я… я могу что-нибудь для вас сделать?

— У тебя здесь есть алкоголь?

Она поднимает брови, и это просто бесит меня. — Прибереги свое мнение для того, кому насрать, — шиплю я. — Где эта чертова выпивка?

— Простите, миссис Воро…

— Перестань меня так называть. Это не мое имя.

Девушка замирает, ее глаза расширяются от страха. Она молода, я понимаю.

Младше меня. Она тоже красивее, и почему-то это еще больше меня бесит.

— Как тебя зовут?

— Саманта, мэм.

— Сколько тебе лет?

Ее светлые волосы короче моих. Они уложены в естественные локоны, о которых я всегда мечтала. У нее огромные глаза, как у Бэмби, с непринужденно изящными ресницами.

— Мне… мне двадцать один год, мэм.

— Я помню двадцать один, — говорю я с горечью. — Я собиралась стать учителем. Я собиралась путешествовать по миру. Однажды я собиралась жить во Франции и есть круассаны на завтрак каждый божий день.

Я знаю, что пугаю ее. Должна признать, это хорошее чувство. Может быть, я не могу слишком сильно винить Исаака за то, что он приложил все свои усилия.

Приятно не быть половиком для разнообразия.

— На кого ты пытаешься произвести впечатление? — спрашиваю я, приближаясь к ней.

Она отступает, ее глаза метнулись к двери. — Мэм?

— Ты накрашена, — указываю я. — Для кого?

— Н… никого, мэм.

Я прищуриваюсь на нее. — Я жена босса, помнишь? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, как эти слова вообще слетают с моих губ. Интересно, почему я не могу остановиться.

Интересно, что, черт возьми, со мной не так. —