Книга Наши нравы - Константин Михайлович Станюкович

Савва Лукич, еще пятнадцать лет тому назад смаковавший тюрю с луком.

— Вино бордосское Поильяк и Bram-Mouton…[25] Конечно, от Рауля… Засим truites de Gatchina à la Belle vue…[26] Форель теперь вкусна. Запивать будем хорошим рейнвейном… Ну, разумеется, форель только так, а после форели crème de gibier à la Toulouse[27] с соусом из трюфелей, а пить бургонское. После этого мы сделаем sorbets à l'ananas;[28] затем жаркое, кто что любит: молодые бекасы, дупеля, куропатки, цыплята с салатом, шампанское… и поздравления помолвленных после того, как вы объявите о том в кратком, но трогательном спиче…

— Когда объявлять-то?..

— За жарким непременно… Как только разольют шампанское, вы, Савва Лукич, вставайте и начинайте…

— А начинать как… уж ты скажи, милый человек… Ты за обедом у нас речистый…

— Просто объявите, что, мол, родительское ваше сердце трепещет при мысли о необходимости отдать миллион в руки Кривского, но, так как вы, мол, рассчитываете как-нибудь избавиться от печальной необходимости…

— Полно врать-то… Как, в самом деле, объявлять… Вкратце, что ли?..

— Об этом речь впереди… Эх, быть бы мне, как вижу, обер-церемониймейстером, а подите ж… Спич я вам, Савва Лукич, сочиню. Будет кратко и трогательно, а теперь, после тостов и речей, — речь о значении вас, как действительного статского советника, в экономии природы, я беру на себя! — а теперь, после тостов и речей, мы дадим артишоки aux fines herbes[29], спаржу непомерной толщины, выпьем еще Heidsig или Шандона[30] и угостим свежей земляникой, а затем подадим parfait à la reine Victoria[31] с бриошами à la maréchal Mac-Magon[32]. Затем дюшесы, ананасы, мандарины, стильтон[33], рокфор, кофе и двадцатипятирублевый зеленый чай и, наконец, винт по рублю фишка, с тем, что вы мне держите тридцать пять копеек в случае проигрыша и ни одной полушки в случае выигрыша. Идет?

— Идет… В карты грабить будешь?

— Буду… Надо комиссию за обед взять… Каково меню-то… Хорошо?

— Верно хорошо, только малость не понял…

Николай Васильевич перевел непонятные Леонтьеву названия и проговорил:

— Ну, теперь денег… Обедец этот вам тысчонки в две влезет… Кстати… серебра и всей сервировки довольно?..

— Хоть сто человек зови…

Леонтьев выдал деньги. Николай Васильевич распростился и поехал делать нужные распоряжения.

Савва Лукич был в прекрасном расположении духа. Дело с дорогой спорилось. Впереди мерещились золотые горы… Девка делает хорошую партию. Мог ли он об этом мечтать? Он, Савка, битый не раз исправниками и становыми, мог ли думать, что он породнится с его превосходительством Сергеем Александровичем, по приказанию которого Савку два раза отодрали на съезжей?…

— Сила, силушка — мошна-то! Ох, какая силушка! — самодовольно проговорил Савва Лукич, отходя в тот вечер ко сну.

Ясный, прекрасный летний день второго июня застал Савву Лукича в наилучшем настроении. По обыкновению, сидел он утром в одном нижнем белье с расстегнутой рубашкой и выводил каракули на бумаге и пощелкивал счетами. Но не сиделось ему и не считалось. Он то и дело подходил к окну — взглянуть, не приехал ли кто объявить ему о генеральском звании. Он знал, что чин действительного статского советника будет радостным подарком в этот день, приказ подписан вчера и сегодня будет напечатан, а все как-то не верилось.

Он, Савка, генерал… его превосходительство!

Главное то, что теперь он, Савва Лукич, уже совсем барин, как есть по всем статьям…

Чувство гордости и тщеславия бывшего мужика не могло не отразиться радостным выражением на его красивом, энергичном лице. Он невольно припоминал свое прошлое, сравнивая его с настоящим, перекрестился тихим крестом и проговорил гордо и самоуверенно:

— В пыли был, а теперь, слава тебе господи!

Савва Лукич самодовольно оглянулся вокруг. Действительно, слава тебе господи. И из пыли-то вылез он сам, благодаря уму, смекалке и отваге.

Одна за другой картины быстро мелькали перед ним. Человеку, добившемуся счастия, весело вспоминать, чем он был и чем стал теперь.

А чем он был до тех пор, пока «линия» не пошла?

Широкий простор деревенских полей, запах навоза и спертый воздух покосившейся избы сменился бьющим в нос сивушным запахом кабачного подземелья, где шустрый, черноглазый, бойкий Савка впервые учился житейскому обиходу, всматриваясь пристально в проделки хозяина, скрадывая пятачки и невинно встряхивая кудрявой головенкой при допросах хозяина, почему водка отдает чересчур водой. Случалось, били Савку, больно били, но он только посверкивал глазенками, скаля острые зубки, как молодой волчонок, у которого зубы не отросли еще настолько, чтобы вцепиться как следует… Били Савку и говорили, что Савка плут, что Савка — вор мальчишка, но так говорили, что Савка только весело ухмылялся от таких комплиментов и стал вместо пятаков скрадывать гривны, присматриваясь в чаду кабака в людей и подмечая пакость человеческую… Вырастал Савка удалым красавцем, и когда заходил в свою деревню, девки вскидывали на него глаза, а он так взглядывал, что поневоле глаза опустишь. Пронзительный, плутоватый, насмешливый взгляд был у Савки.

Сбился — и сам кабачишко открыл. Люди помогли, и своя рука владыка помогла, а Савка был отважен… Дальше — дела шли лучше, и Саввушка уже три кабака снял, стал от своих деревенских рожу воротить и одеваться по-купечески… Тоже и в долг за «проценту» стал давать, — видит, дело не мудрое, а прибыльное… Стал Саввушка у крестьян и мещанского люда Саввой Лукичом. «Савва Лукич, не обессудь. Савва Лукич, помоги. Савва Лукич, нельзя ли…» Все можно. Неси заклад. Вся округа понесла…

В те поры, в городишке, где свил себе гнездо Саввушка, жила бедная дворянка и была у этой бедной дворянки дочь — бледная, худенькая, тщедушная, из лица приятная, с голубыми глазами. Саввушка посматривал, заглядывался и стал мимо окон ходить. Ни малейшего внимания. Плюнул было Саввушка и подумал: «Не нам с дворянкой связываться», а сердце клокочет. Эта худенькая белобрысая дворянка понравилась красавцу Саввушке, что-то в ней было такое сиротливое я жалкое… Семейка бедная, а туда же, дворянство… Стал Саввушка чаще под окнами ходить и однажды повстречал девушку одну и так взглянул на нее, что девушка покраснела и, как испуганная перепелка, засеменила прочь.

Стал Саввушка наводить справки. Офицер ходит, жениться собирается… «Голь голь разводит!» — подумал Саввушка, а сердце все клокочет. Однако бросил ходить под окнами. Прошло полгода. Повстречал он девушку в церкви, и, боже ты мой, какая она стала печальная да жалостная… Дело, видно, с офицером врознь. Опять справки. Дело дрянь: офицеришко обманул и бросил, девка младенца ждет, а мать