Книга Фотостудия Таккуда - Хо Тхэён

людей на руках обычно много бактерий.

Чеби посмотрела на девочку, которая резко отвернулась от нее, и обиженно надула губы. Родители Ёны, заметив выражение лица девушки, рассмеялись, им вторил и Согён. Поскольку необходимо было продолжать съемку, Чеби в один присест доела мандарин.

– Я люблю мандарины, – сказала девочка. – Под грубой шкуркой скрывается сладко-кислая мякоть.

Семья продолжила срезать мандарины, а Согён снимал на фотоаппарат, как они улыбаются, весело переговариваются и искренне удивляются. Вскоре три корзинки оказались наполнены доверху. Несколько фруктов даже выпали из корзинки.

На обед они все вместе пошли в кафе, которое славилось блюдами из рыбы-меч. Официант провел в забронированную комнату.

– Мы будем есть там. – Согён указал на другой столик.

Родители Ёны кивнули, соглашаясь, и внимательно посмотрели на дочь, которая снова была в очках.

– А почему не с нами?

– Что? – опешил Согён, а потом они с Чеби почувствовали неладное.

– Почему вы едите отдельно? Я вам не нравлюсь?

– Конечно нет. Мы всегда едим отдельно от наших клиентов, чтобы не мешать, – объяснила Чеби.

Ёна надула щеки и замотала головой.

– Неправда! Это потому что вам неприятно смотреть на мои глаза!

Из-под очков в форме сердечек по щекам покатились слезы.

– Ёна, все не так. Не нужно капризничать, – строго сказала мать девочки.

Официанты и посетители кафе стали бросать на них удивленные взгляды.

– Извините, она еще совсем ребенок. – Отец Ёны вытер пот со лба. – С самого рождения мы души в ней не чаяли, вот она и любит покапризничать. Ей скоро в школу, именно поэтому и решились на поездку. Подумали, что здесь она встретит новых людей и немного повзрослеет.

– Если это удобно, можете поесть с нами? – решительно спросила супруга мужчины.

Согён и Чеби переглянулись и одновременно кивнули.

Ёна вместе с отцом отошла, чтобы вымыть руки, и вскоре вернулась за столик. Она выглядела намного бодрее, сразу же почувствовала аппетитный запах блюд и перевела все свое внимание на еду.

– Ёна, слева от тебя рис, справа – суп с водорослями и морским ежом, – обратилась мать к девочке.

– Чуть выше левее стоит омлет, запеченные водоросли и тушеный тофу. Но он красный, так что, скорее всего, острый, – продолжил отец.

Мужчина взял в руки ложки и принялся доставать кости из рыбы.

Девочка несколько раз кивнула, показывая, что все запомнила. Мать напомнила ей, что во время еды нельзя разговаривать. Согён и Чеби ели молча, будто продолжали выполнять важную работу. А вот мать девочки мало что попробовала – она без конца бросала взгляды в сторону сумки. Наконец женщина достала оттуда получившуюся фотографию и черную ручку. Согён и Чеби с интересом наблюдали за ней. Присмотревшись, они поняли, что в руках у женщины не ручка, а длинная игла, прикрепленная к черному пластиковому корпусу.

– Мама, ты уже сделала фотографии? – спросила Ёна, когда ее плошка с рисом опустела.

– Пока только одну. Рассказать, что на ней изображено?

Мать девочки осторожно прокалывала фотографию, обводя контур изображенных предметов. В какой-то момент она остановилась, сжала и разжала руку и слегка отвела в сторону, чтобы расслабить плечо. Видимо, от кропотливого занятия все затекало.

– Нет, ни в коем случае! – воскликнула девочка, яростно замотав головой.

Все взрослые рассмеялись.

Ёна с лицом, полным любопытства, взяла фотографию из рук матери и принялась аккуратно водить по ней пальцами, то и дело надувая щеки. Согён затаил дыхание и замер на месте.

– А! Это Халласан! – воскликнула Ёна.

– Правильный ответ! Этот вид открывался нам из машины. – Мать девочки улыбнулась.

Согён и Чеби, следуя примеру родителей, похлопали.

– Ничего себе! На вершине столько снега? Здорово! Мы же завтра будем подниматься на Халласан? – Ёна обвела пальцем снежную шапку.

– Конечно! Обязательно, – ответил ей отец.

Пока они ехали на конюшню, между членами семьи разгорелась ссора. Ёна хотела кататься одна, однако родители, считавшие занятие слишком опасным, активно пытались ее отговорить.

– Но разве лошади не будет тяжело, если на нее сядут двое? – спорила Ёна.

Ее мать возражала:

– Нет, лошадь ведь большая и выносливая.

Всю оставшуюся дорогу до конюшни Ёна обиженно молчала. Но, когда они приехали на место, ситуация сильно изменилась.

– Кататься вдвоем на лошади слишком опасно, – сказал работник конюшни.

В своей ковбойской шляпе и со свистком на шее он словно выступал в роли судьи.

– Но ведь в фильмах часто так ездят, – возразила мама Ёны.

– Фильмы на то и фильмы, а тут жизнь, – сухо ответил работник и надел девочке на голову защитный шлем.

Ёна, притопывая ногой от нетерпения, довольно захихикала. Затем, когда неподалеку раздалось постукивание копыт и ржание лошади, выходившей на площадку, девочка навострила уши и радостно захлопала в ладоши. Работник конюшни взял ее за руку и подвел к высокой лесенке, которую специально поставили около животного, чтобы было легче взбираться. Мужчина аккуратно поднял девочку, помогая ей сесть. Забравшись на лошадь, Ёна поймала равновесие и только потом выпрямилась. Ее губы были плотно стиснуты, чтобы наружу не вырвался радостный вопль. Работник строго-настрого запретил издавать любые резкие звуки, чтобы не испугать животное. Ёна слегка натянула поводья, и маленькая лошадка тронулась с места. Согён успел поймать на фотоаппарат довольное лицо и расслабленную позу ребенка, а заодно и взгляды родителей, наполненные гордостью.

После поездки девочка направилась за своим тренером в конюшни, чтобы покормить лошадей. Дрожащими руками она взяла палочку с нанизанным на нее кусочком морковки – к ней тут же подкрался жеребенок и схватил лакомство. Почувствовав рывок, девочка замерла, а потом аккуратно протянула руку и погладила животное по морде кончиками пальцев. Жеребенок не увернулся, будто совершенно ничего не боялся.

– Как мягко, – прошептала Ёна.

Осмелев, она вытянула руку еще дальше, провела по переносице и случайно задела пальцами глаз. Жеребенок протяжно заржал.

– Прости! Прости меня, пожалуйста! – испуганно крикнула Ёна.

Она попыталась успокоить его, слепо шаря руками, но жеребенок продолжал громко фыркать и вырываться, то и дело мотая головой.

После конюшни Согён отвез семью в отель. На следующий день им предстоял подъем на Халласан, так что лечь нужно было рано, чтобы не проспать. Они договорились встретиться в семь утра в холле отеля. Ёна, видимо, настолько устала, что отец вынес ее из машины, усадив к себе на спину.

На обратной дороге к деревне гигантского пальцещупа ни Согён, ни Чеби не проронили ни слова. Они не обсуждали заказчиков, а вспоминали своих родных. Тех, кого не было рядом. И, похоже, обвиняли себя в том, что сделали недостаточно для сохранения семьи.

Стояла глубокая ночь. Согён накинул поверх пижамы одеяло, завернувшись в него, словно в мантию. Он собирался закрыть дверь, поэтому вышел из спальни и направился на первый этаж. В окна то и дело заглядывал луч маяка. Над черными волнами моря кружились хлопья снега. Заперев дверь, Согён начал беспокоиться: если снег не прекратится до утра, то подъем на Халласан могут запретить. В таком случае ему нужно придумать,