Книга Некромантика по любви - Марианна Красовская

задала самый важный вопрос:

— Ты ведь всём сердце любишь этого мальчика и давно считаешь его родным сыном? Между вами такие близкие отношения!

Судя по взгляду милорда, этой фразой я оправдала все самые смелые его чаяния и надежды.

— Он родился мне в руки. Я вижу в нём себя. Джереми и Валери, — любимые мною воспитанники, но у них есть своё прошлое. Без меня, без Крапивы. Они помнят своих родителей, знают о происхождении. Я их люблю, но… совершенно не так. И боюсь, что именно это стало причиной…

— Не кори себя, Эдвин! — я легонько толкнула его кулаком в плечо. — Это дети. Это взросление. Вспомни себя в тринадцать лет и сравни.

— Я был настоящим чудовищем… — поймав мою руку, он нежно поцеловал обнажившееся запястье…

— Ты заметила, как тут воняет? — голос Люси меня вырвал из вороха приятных воспоминаний.

Подруга меня потеснила, выглядывая из мобиля.

— Да, — с трудом улыбнувшись, согласилась я. — Ужасно.

После благоухания лип, аромата цветущих лугов, моего милого сада, розария перед Крапивой, разбитого мной же, Льен действительно вонял. Гнилью, сточными водами, помоями, дымом и лошадиным дерьмом. Очевидно, по улице недавно проехала конка, а мелкий дождь только усилил букет городских «ароматов»…

На перекрёстке Малиновой и Генеральской царила привычная давка: несколько личных мобилей, омнибус, коляски трициклов гудели клаксонами и ругались. Я тяжко вздохнула. Нет, Льен ни капли не изменилось. Это я стала другой. И глядя на такие родные когда-то улочки, я не испытывала прежнего трепета.

Город, в котором я родилась и выросла, — я не скучала.

Ловко объехав гудящее столпотворение, мобиль повернул на Генеральскую, и я с удивлением увидела знакомую до боли невысокую чугунную ограду с кованной калиткой, красные кирпичные стены, белые узкие окна. Сердце всё-таки дрогнуло. Дом моих родителей. Мой дом. Теперь уже бывший. Сразу же вспомнилось, как я стояла и плакала, прощаясь с ним. Тогда тоже лил дождь… Холод, мрак. Лужи и тающий снег. Надо же, а плющ со стены новые хозяева весь оборвали. Это был мой личный плющ, я училась сдерживать магию, но не всегда получалось, и остатки силы я «сливала» в зелёные плети за окном. Отвернулась, не желая замечать изменений, но мобиль неожиданно притормозил. А потом раздался голос Эдвина:

— Адель, удели мне пару минут, пожалуйста. Это будет недолго.

* * *

Выходя из мобиля, я привычно уже оперлась на предложенную руку, поймав себя на предательской мысли о том, что отпускать её не желаю. И плевать на приличия. Эдвин, кажется, ощущал то же самое, потому что, помогая переступить через каменный бортик высокого тротуара, он осторожно привлёк меня к себе. Этот трепетный жест многого стоил.

Мы стояли перед калиткой, зачем-то разглядывая сквозь острые прутья решётки крошечный дворик, в котором я выросла. А платан срубили, и качели убрали… Видимо, новым жильцам они оказались ни к чему.

Милорд прервал молчание первым.

— Адель, милая, ты помнишь наш с тобой договор? Тот самый…

Я вздрогнула, выплывая из невольных воспоминаний, и недоумённо оглянулась. Кажется, прозвучавший вопрос был риторическим, и мой ответ совершенно не требовался. Но я всё же молча кивнула. Эдвин нахмурился, с явным трудом подбирая слова.

— Ты тогда сказала, что хочешь жить подальше от Льена. Со мной. Чтобы сбежать от сплетен. Но сейчас всё изменилось, — он рвано выдохнул и потёр пальцами левой руки переносицу. Как всегда, когда нервничал. Я открыла было рот, собираясь ему возразить, но его твёрдый палец вдруг коснулся моих губ, призывая к молчанию. — Посмотри на этот дом. Я могу купить тебе его, как подарок. В память о… — он снова замялся, потом тихо произнёс, наклонившись к моему уху: — Подаренной мне первой ночи.

И обидеться бы на такое, но я уже настолько хорошо знала Эдвина, что даже не подумала сейчас ничего дурного. Наоборот. Снова вспомнила, какой он удивительный. А ещё я совершенно забыла о том, как богат лорд Морроуз.

— Но дом не продаётся… — я кивнула на маленький и порядком захламлённый уже дворик. — Там живут люди.

— О… Это пусть тебя не волнует, — голос Эдвина вдруг прозвучал отстранённо. — Предложу им хорошие деньги и позабочусь о переезде в отличный район. Думаю, договориться не будет проблемой.

Я снова взглянула на дом. После Крапивы он казался мне совершенно чужим и далёким. Он уже не был моим. Плющ оборвали, деревья срубили… наверняка все изменили внутри. Даже слуг давно рассчитали. В прошлое не вернуться невозможно, да и не нужно оно мне.

— А при чём тут наш договор?

— Я его собираюсь расторгнуть, — нотка боли в его выразительном бархатном голосе звучала так ясно…

— Неужели я надоела тебе, Эдвин Аристарх Гортрем Морроуз? Ты решил от меня избавиться? — я шутила, и он это понял. Виновато вздохнул, попытался выдавить из себя подобие улыбки. Получилось прискорбно.

— Я даю тебе шанс отступить, смелая Аделаида Вальтайн. Без потерь и без сожалений. Я обеспечу тебя содержанием, ты сможешь начать жизнь с чистого листа. Я позабочусь об этом. Ты ведь этого хотела?

Да он всерьёз пытается меня облагодетельствовать! Готов сделать для меня всё и даже больше, упуская лишь один момент…

— А если я откажусь, что тогда, лорд, меня так старательно отвергающий? — я прищурилась, поворачиваясь к нему. Мы стояли так близко, что прохожие, шедшие мимо, невольно оборачивались и осуждающе качали головами.

— Как только ты переступишь порог моего нового столичного особняка, маленькая воинственная миледи, — он говорил очень медленно, и я чувствовала его горячее дыхание. И как он напряжён, тоже чувствовала, — шанса на отступление больше не будет.

— М-м-м… Ты запрёшь меня? Решётки на окнах, магические запоры на дверях? Миха с револьвером на страже? Только Люси не предлагай роль надсмотрщицы, она не любит такие игры. У нее профессиональная травма.

Мне удалось вызвать улыбку на его лице. Он наклонился ко мне ещё ближе. Наши губы практически соприкасались. Неслыханное безумство, совершенно недопустимое. Верх неприличия. Где наши манеры, куда подевалось приличное воспитание?

— Я не захочу тебя отпускать, понимаешь? — выдохнул он мне прямо в губы.

— Эгоист, — я усмехнулась и была награждена за дерзость поцелуем.

Уверенным, властным, бесконечно далёким от нежных и ласковых прикосновений губами, которые он до сих пор себе позволял. Меня обнимал сейчас почти незнакомый мужчина. Который не хочет, не может