Книга Этажи - Олег Сергеевич Савощик

быстро скомкал бумажку со слюной. Слишком пристально смотрел на учительницу. Он догадался, он понял, что она выходила за дверь! Он придет за ней со своим огнеметом, прямо сюда, в ее квартиру, и смоет скользкую дрянь с ее ноги раскаленной струей. А потом он придет за Витей. Может, уже где-то неподалеку скрипят тросы лифта, везут убийц в противогазах.

Антонина сбросила одеяло во сне, беспокойные пальцы скомкали простынь. За время отбоя учительница дважды вскакивала и бежала проверять гермодверь. Ей слышались звуки Самосбора – какофония голосов, на удивление мелодичная, не похожая на привычный бубнеж человеческой толпы. Голоса не звали, не рассказывали, они вообще не обращались к Антонине. Они просто были. Там, в коридоре.

Лишь привалившись лбом к герме и отдышавшись, девушка понимала, что стоит в тишине. Нет ни голосов, ни воя сирен. Ей все приснилось.

К началу смены Антонина очнулась с заложенным ухом и привкусом железа во рту. С дрожью осмотрела простынь – на серой от времени и бесконечных стирок ткани отчетливо выделялось влажное коричневое пятно. При мысли, что она потеет этой дрянью, закружилась голова.

Антонина брезгливо коснулась своих плеч, теперь все тело ей казалось скользким, остро пахнущим мокрой ржавчиной. Ступня будто одеревенела и сгибалась с трудом, хоть и без боли.

Вкус ржавчины с языка не смог снять даже зубной порошок. Антонина сплюнула в умывальник, застыла, разглядывая коричневую кляксу.

Она потратила за раз суточный лимит воды, драила скользкую кожу, пока мочалка не выпала из ослабевшей руки. Сидела в остывающей ванне, но не чувствовала холода, осоловело наблюдая, как вода из грязновато желтой медленно становится рыжевато коричневой, скрывая ноги.

Нет смысла идти к врачу, там сразу всё поймут. Зараженных никто не лечит. Сегодня у Антонины выходной, а завтра надо будет как-то сообщить директрисе, что учительница на занятие не придет. Возможно, уже никогда. Антонина задумалась, сможет ли она спуститься на три этажа к телефону и никого не встретить по пути. Решила, что не станет рисковать. У нее еще остался талон на пятнадцать минут доступа в Бионет, лучше написать электронное письмо.

Антонина перестала чувствовать время. Вода остыла окончательно, но кожа продолжала гореть. Девушка выбралась из ванны и завернулась в полотенце, стараясь не смотреть вниз. Ноги скользили в сланцах.

Трудовик, который с начала учебного цикла подбивает к ней клинья, на прошлой семисменке подарил коробок с кофе. Заговорщицки шепнул, что у него есть человек, который «таскает всякое из заброшенных блоков». Настойчивость ухажера и аромат черного порошка уговорили девушку принять подарок.

В коробке еще должно было остаться почти на целую ложку. А на прошлую Смену учителя от Партии им выделили несколько кусочков рафинада.

Горячий сладкий напиток прояснил разум. За стеной ругались соседи, теперь Антонина слышала их лучше – заложенное ухо отпустило. Она допила кофе маленькими глотками, смакуя каждую каплю, легкая горечь отлично перебивала привкус ржавого налета на языке.

И это помогло ей осмелиться и проверить свою ногу.

Левую ступню покрыла твердая, похожая на старый расслоившийся ноготь, рыжеватая корка. Антонина наклонилась и поковыряла ее пальцем, содрав несколько тонких чешуек. Боли по-прежнему не было.

В желудке, все еще помнящем теплоту кофе, заурчало. Антонина сегодня еще не ела. Она представила, как сдирает с ноги корочку и кладет в рот, разжевывает, обсасывает колючие крошки. Интересно, какие они на вкус? Наверное, как засохший биоконцентрат, только слегка солоноватые…

Антонина мотнула головой, отгоняя видение, к горлу подступил выпитый кофе. С трудом поборов рвотный позыв, девушка пообещала разогреть себе тюбик биоконцентрата, как только…

Она разберется с этим.

Последнее лезвие из бумажной обертки. Ногу закинуть на раковину. Тонкая острая кромка срезает корочку без всякого сопротивления. Вот первая капля крови прилипла к фаянсу, Антонина прошлась лезвием слишком глубоко. Это ничего. Пускай придется срезать эту дрянь хоть с кожей.

Антонина не оставит ни кусочка.

…На следующей смене она вошла в класс, держась за стену. Медленно доковыляла до своего стола. Левую ступню она обвязала куском ткани поверх окровавленных бинтов, чтобы не пугать детей.

– Пролила горячее, обожглась, – отвечала она на вопросы учеников.

Ногу и впрямь будто сварили в кипятке, но Антонина воспринимала боль как облегчение и терпела. Она сняла всю корку, каждый миллиметр, ничего не оставила. Смыла в раковину всю труху. И выспалась отлично. Тело высохло и больше не скользило, а на новой простыне к началу смены не осталось и следа.

Конечно, стоило бы подлечить ногу, может, взять пару выходных с вычетом пайка. Но это могло бы вызвать подозрения, Антонина все еще помнила взгляд за стеклами черного противогаза. Она справилась с заражением. Сама! И заслужила снова ходить на работу.

Витя Крышкин сидел на своем месте, облокотившись о парту, и лениво грыз карандаш. Антонина подумала, что впервые, пожалуй, действительно рада видеть шалопая. А вот его соседка, Лизонька Агеева, не пришла на урок. Учительнице это показалось странным: девочка никогда не пропускала занятий. В классе не хватало еще двух учеников.

Пока по радио передавали ежесменную пятнадцатиминутку «Голос Пионерии», Витя, обычно дремавший в это время, помрачнел, заерзал на стуле, то и дело поглядывая на герму. Пожилой диктор, неумело подражая мальчишескому голосу, говорил о дружбе, верности, уважении к старшим. О светлых головах, которые потрудятся на общее благо.

– И последнее напутствие тебе, пионер! – Голос диктора утратил наигранные детские нотки, стал серьезным. – Никогда не открывай гермодвери до окончания зачистки на этаже!..

Антонина выключила радио. Приподнялась со стула, опираясь на стол.

– Достаем двойные листочки! Витя, вытри доску, пожалуйста. Витя Крышкин, ау, я к тебе обращаюсь!

Витя смотрел на дверь. Сказал тихо:

– Слышите? Там, в коридоре.

Антонина ничего не слышала, уши опять заложило.

– Что ты…

Учительница осеклась, почувствовала, как хлюпает под ногой, как набухает обмотанная вокруг стопы ткань.

Витя так и не посмотрел в ее сторону. Из носа мальчика вытекла густая коричневая капля.

***

Лифт всё же починили. В кабине замерло несколько гражданских, вжавшись в стены.

– Высаживаемся, – сказал Вова, лениво мотнув дулом автомата.

Ликвидаторы не ездят с попутчиками.

Поднимались молча, даже Хохол вел себя тише обычного. Чертила барабанил пальцами по трубе огнемета.

Наводка из санчасти: за последние несколько часов трое детей поступили к ним с симптомами, очень похожими на заражение последствиями первой категории. Все трое учатся в одном классе.

У Вовы внутри было паршиво. Особенно паршиво оттого, что буквально пару смен назад он уже был на школьных этажах. И что-то проглядел.

Двери лифта разъехались.

Вова удивился, вспомнив имя молодой учительницы. Антонина. Она стояла посреди коридора, прижимая к себе мальчишку. Его лицо превратилось в сплошную маску из слизи, слизь пропитала воротник его рубашки, от слизи слиплись его давно не стриженные волосы. По щекам Антонины текли коричневый слезы.

– Помогите…

– Контакт, – успел сказать Вова, но секундой раньше, не дожидаясь приказа, вспыхнула горелка.

Струя