Книга Пляска на помойке - Олег Николаевич Михайлов

гражданская панихида…

И Алексей Николаевич выскочил на улицу, завертел рулем, поехал, повторяя:

— Вот так! Вместо именин попал на панихиду! Воистину: «Где стол был яств, там гроб стоит»…

То, что было Семеном Ивановичем, лежало на подиуме посреди залы в вызолоченном деревянном мундире. Подходя ближе и ближе, Алексей Николаевич сколько ни вглядывался, не мог узнать в покойнике любимого генерала. Ничего не осталось от плотного добродушного лица с крупным носом: какой-то куриный череп с гребешком волос, острым клювом и заплывшими глазницами.

А у изголовья, на маленьком стульчике сидела, медленно раскачиваясь, Елена Марковна, уже не рыжая, а словно в сквозящем кожей седом парике. Увидев Алексея Николаевича, она поднялась с помощью стоявшего рядом солдата и истерически закричала:

— Посмотрите! Посмотрите! Ведь Сеня как живой! Он ни капельки не изменился! Ведь правда? Правда?..

«Нет! Она ненадолго переживет его!» — сказал себе Алексей Николаевич, и ему сделалось нестерпимо стыдно за то, что он подсмеивался, иногда зло, над генеральской четой, над невинными рукоделиями Елены Марковны — романами о любви металлургов, над их, в сущности, чистой и честной жизнью и наивными идеалами — такими беззащитными в теперешней бандитской России.

— Елена Марковна! Дорогая! Милая! — лепетал он, обнимая и целуя ее. — Семен Иванович и в самом дела как живой! И Господь ведь не случайно позвал его к себе в день великомученика Симеона… Его ангела…

Вдову окружили сослуживцы генерала, какие-то не знакомые ему, приехавшие с Украины родственники, и под траурные залпы автоматчиков Алексей Николаевич побежал к своей машине — в чужую квартирку, помянуть наедине с собой Семена Ивановича.

Он не хотел и не мог видеть людей.

8

В своем падении Алексей Николаевич обвинял всех и вся: реформу Гайдара, сделавшую его нищим, квартирантов-японцев, конечно, Ташу, просто свихнувшуюся от обладания «гринами», и наконец, себя, свою бесхарактерность и слабоволие. Но перелистывая в памяти пережитое, спрашивал: была ли то цепь случайностей или за всем таился скрытый смысл. Сказано же в Писании: ни один волос сам не можешь сделать черным или белым. Или, если вспомнить Слово Христа ученикам:

А у вас все и волосы на голове сочтены.

Алексея Николаевича давно томила мысль, что душа, количество в этом мире души — постоянная величина. И вся Эллада, с ее Гомером, Сократом, Софоклом, Еврипидом, Аристофаном, Праксителем (да разве назовешь всех!), была малолюдней любого района теперешней Москвы, с каким-нибудь затрапезным клубом Красных текстильщиков, переделанным в ночное казино с сауной. Количество всемирной души одинаково, оно не убывает и не прибавляется. И в один прекрасный миг оно втянет назад, в себя, и твою капельку. И вот. Не наступило ли время, когда рождающемуся дается лишь доля души, отчего нынешний мир и населяют полулюди, недолюди, нелюди? И какой веры и чувства греха можно ожидать от них, от нас, если и в нас нет полной души?

Ведь — даже страшно подумать — это апостолам молвил Господь:

Если бы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: «исторгнись и пересадись в море», то она послушалась бы вас.

Это Евангелие от Луки. А в Евангелии от Матфея мысль усилена:

Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас…

Рядом с Сыном Божиим апостолы и сам святой Петр — лишь люди, слабые и маловерные («что вы так маловерны», — говорит им Иисус).

И отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один.

А лодка была уже на середине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный.

В четвертую стражу ночи пошел к ним Иисус по морю.

И ученики, увидевши Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали.

Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь.

Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде.

Он же сказал: иди. И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу;

Но видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня.

Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорил ему: маловерный! зачем ты усомнился?

…отойди от меня, сатана, — обращается Господь к апостолу Петру, когда тот начинает искушать Его. И всеобщий смысл имеют Его слова: — «Кто отречется от Меня перед людьми, от того и Я отрекусь пред Отцом Моим Небесным».— Но кто, как не Петр — что провидит Иисус — отречется от Него трижды, «аще первый кур не пропоет»? Верно, бесконечно милосердие Божие. И сказано Им:

…ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою и врата ада не одолеют ее…

Но сегодня врата ада оказались разверсты так широко, как, верно, никогда еще от времен Крещения Руси. И теперь не Нагорная проповедь, а проповедь адова стала заповедью новых русских: обидеть ребенка, ударить старика, грязно оскорбить женщину…

А как же спасаться нам, малым сим? Ведь это о нас говориться в Новом Завете:

…о, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас…

Но каждая маленькая и грешная жизнь — жизнь любого из нас — заслуживает не только сочувствия, снисхождения или отвращения: она еще и несет в себе поучение вроде покаяния, хотя бы того не желали и о том не подозревали герой и автор. И это становиться возможным тогда, когда тихий и тайный ход ее делается явным.

…и то, что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях.

9

И был еще один звонок: радостно гремел непробиваемый, непотопляемый, неунывающий Наварин:

— Не вздумай даже отказываться! Создали грандиозное частное издательство. Отмечаем презентацию. Глядишь, и тебя тиснем! Главный редактор — я. А директор? Угадай, кто…

— Боярышников? — равнодушно осведомился Алексей Николаевич.

— Угадал! Он самый. Значит, ждем завтра к семи. В ресторации «Святая Русь». Приезжай, конечно, без машины…

— Ну, хорошо, — наконец сдался Алексей Николаевич. — Только отвезите меня потом. А то не доберусь до своей дыры.

— Нет проблем! — рычал Наварин. — К твоим услугам будет «Мерседес» и два охранника…

И Алексей Николаевич отправился назавтра в «Святую Русь».

Когда он спускался по эскалатору, то увидел, как навстречу поднимается полная блондинка, в лице которой было что-то до боли знакомое. Но что? Да, это была его первая