Книга Дом с видом на Корфу - Елена Константиновна Зелинская

дяденька-вахтер из Гатчинского замка рассказывал нам, школьникам, о затаившемся в подвале эхе голоса императора Павла. Мы в Петербурге. Или он в нас?

 ЯБЛОКИ ОТ ЯБЛОНИ

 Бело-голубая, похожая на «Киевский» торт, коробка железнодорожного вокзала оцеплена. Народ вокруг переминается с чемоданами и тюками, словно беженцы. Пожарные, полицейские, еще какие-то огромные машины.

– Что такое?

– Да бомба! – в сердцах кричит черноокая полная тетя с сумками в руках. – Так это у них уже по три раза в неделю! Все вокзал поделить не могут! Вчера во Лвиве заминировали, сегодня – здесь! Одного уже убили, усе мало! А вы докуду едите, бабочка?

 Зазевавшись, я не сразу соображаю, что обращаются ко мне.

– Да мы до Нежину, – синхронно попадаю в распевную мелодику украинской речи.

– Вам не с этой платформы, которая оцеплена, бабочка! Вам вон туда, за вареничную, где ступеньки вниз. Вы напрямую не идите, там перекрыто, в обход погонят, а вы с дитями.

– Мы не дети, – строго говорит Рома, подхватывает чемодан, Анину неподъемную сумку с книгами и двигается, куда показали. По его решительному виду понятно, что ближайшую остановку он сделает в вареничной.

 Очередь в кассу дружелюбна, словно билетов всегда хватает на всех. не очередь, а семейное торжество. Мне, растерянной иностранке с двумя дитями, советы сыпят наперебой.

– Жинка, вы в ту кассу не стойте, там не до самого Нижену, а только до Кабыщей. Вам ведь в Кабыщи не надо?

– В Кабыщи не надо, – твердо отвечаю я.

– Там зато билет дешевле, а от Кабышей она на автобусе доидит, – вступает усатый дяденька в защит-ной куртке.

– Куда она с дитями в автобус этот ваш втиснется? – повышает голос пышная блондинка. Руки уперты в крутые бока, цветастый платок выбился из распахнутой до живота дубленки – ну чисто Солоха:

– Вам надо на скоростной, он прямо до Нежина.

– Мы не дети, – упрямо напоминает Ромка, наивно полагая, что его долговязая фигура и белобрысая поросль на подбородке может произвести на кого-то взрослое впечатление. Аня, которая едва достает двоюродному брату до плеча, строго поджимает губы.

 Мне всучивают лишний билет, рисуют маршрут в объезд, а когда я, уже сунув голову в окошечко кассы, от волнения не сразу понимаю, что значит «почикайте, почикайте», то очередь дружно и снисходительно переводит:

– Подождите, билеты до Нежина есть!

 Рома ловко закидывает наши чемоданы на полку. Примерная Анюта достает из рюкзачка книгу и освежает в памяти первую главу. Мы настроены серьезно. Я везу детей в родовое гнездо. Здесь, в Нежине, два века назад встретились и соединились два клана: Савичи и Магдебурги, чтобы дать начало нашей семье. От когда-то большого и ветвистого древа к началу нынешнего столетия осталось всего лишь несколько росточков. Два из них – белобрысый музыкант Рома и сероглазая студентка Аня, положив ладони на раскрытые книжки, завороженно глядят в окно скоростного поезда на плавные повороты Днепра. Они странно похожи друг на друга, хотя и двоюродные, хотя, казалось, ничего сходного нет между длинным, тощим, вечно лохматым племянником, сыном младшего брата, и аккуратной фигуркой моей дочки, такой легкой, что Ромка запросто поднимает ее одной левой. Разве что гибкие музыкальные пальцы, разве что белизна ровного, как некрашеное пасхальное яичко, девичьего лица и бледность городского мальчишки, да еще особая ладность движений, спокойная веселость во взгляде и высокие лбы – шляхта!

 Когда я начала исследовать историю своей семьи, то первый маршрут привел меня сюда, в провинциальный, ныне украинский, городок Нежин. Моя бабушка, единственное уцелевшее звено, связавшее нас и потерянное прошлое, часто рассказывала о городе, где она сама была лишь раз, когда девочкой приезжала из Петербурга в гости к своим родным. Она плохо помнила обстоятельства и детали, но повторяла самое главное, что запомнила из детской поездки: белый дом с зелеными ставнями и старый яблоневый сад, который спускался к реке. Бабушка откидывалась в красном гамбсовском кресле, сложив на колени до самой старости изящные белые руки, замолкала, и тень счастья пробе-гала по ее строгому лицу.

 Легкость и почти мистическую своевременность, с которой появлялись свидетельства о судьбе родных, невозможно было объяснить только моей настойчивостью и упорством. Желто-черные фотографии, протертые на сгибах письма, служебные дела, протоколы допросов, рукописи, списки погибших, мемуары – все просто плыло в руки, словно ожидало, таясь, столько десятилетий, чтобы открыть моему ищущему взгляду давно, казалось, забытые повороты судеб.

– Я сам исследовал историю своей семьи, – сказал мне как-то отец Дмитрий Смирнов, – и знаю ее чуть ли не до седьмого колена. Вот только книги не написал. мы с дочкой тоже почувствовали эту необычайную легкость, с которой восстанавливаются судьбы родных. И я понял: они свидетельствуют о себе сами!

 Приехав первый раз в Нежин, я нашла храм, где венчались прадедушка и прабабушка, гимназию и лицей, где учились молодые Магдебурги, личное дело студента Михаила Савича – почти все, что хранило следы моих родных, кроме самого гнезда – родового дома. Документов не сохранилось. Адреса бабушка не помнила, а если и помнила, то я, по молодости, не сообразила расспросить у нее подробности, а теперь уже не у кого…

– Первое, что увидел Миша Савич, подъезжая к Нежину, это было здание вокзала, – напомнила Аня всем нам хорошо известное начало романа «на реках вавилонских». – Сейчас вокзал-то, наверное, новый?

– И ехать до города придется не на извозчике, а на такси, – вздохнул Роман.

 Я видела, что они ждут прямого попадания в XIX век. И я знала, что Нежин не подведет.

 Главная городская достопримечательность, которую увековечил в миргородских историях Николай Васильевич Гоголь, а именно никогда не засыхающая лужа на мостовой у торговых рядов, была на месте. Мы почтительно обошли ее стороной.

 Осенний бульвар усыпан каштанами, теплое солнце греет спины, маленький провинциальный городок дышит невиданной патриархальностью. Одноэтажные белые домики, укрытые за осенними садами, соблюдают правильную пропорцию с высокими, блистающими в уходящем солнце куполами.

 Соборная площадь окружена церквями. Почти античный храм, похожий на Акрополь, построили греки, переселенные на Украину Екатериной Великой после турецкой войны. Великолепный Троицкий собор, с четырьмя, как это принято в украинском барокко, равными по красоте фасадами, зелеными куполами и белокаменным крыльцом, возведен здесь на доброхотные пожертвования казаков.

 Аня, наш протокольный фотограф, кружила вокруг собора с камерой; Ромка, уже дважды обежав его по периметру, примеривался, как проникнуть внутрь.

– Ребята! – сказала я, встав в позу, и откинула руку. – Ваш прапрапрадед, основатель нашей семьи майор Трофим Васильевич Магдебург, жертвовал средства на строительство этого храма. Смотрите на него внимательно: это ваше наследство!

 Около нас остановился вдруг