Книга Жаркое лето и зима 1918 - Александр Дорнбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окунулся я в ближайшей к фронту тыл и ужаснулся увиденному. Дон изнемогал. По сравнению с нашим бедственным положением героическая работа в тылу женщин и детей во время Великой Отечественной Войны, казалась отсюда просто веселым пикником. По крайней мере, позже, если дети и подростки и работали в тылу, но рядом с домом, а массовый тыловой выезд их за границу не применялся. Здесь же, судите сами...
Казаки провели тотальную мобилизацию всего мужского населения. Иногороднее крестьянство нам, мягко сказать, совсем не помогало, если уж не говорить, что вредило. Крестьяне Области, призванные в армию, явно проявили свое отрицательное отношение к казачьей борьбе с большевиками. Случаи массового дезертирства с уносом оружия и злостная агитация, вынудили Донское командование заменить им службу военным налогом и назначением на принудительные тяжелые работы.
А вот казачество поголовно вело народную, священную войну с большевизмом. В ряды донских воинов становились стар и млад, и дети, едва начиная ходить, уже активно привлекались для работ по хозяйству. В армии потери (особенно в офицерском составе) были очень велики. Храбрость была ценным ресурсом. Нередко полками уже командовали подъесаулы и даже сотники. Боевой успех казачества покупался исключительно ценой искусных маневров. Обширность фронта и отсутствие железных дорог вынуждали переброску наших частей почти всегда совершать походом, делая большие переходы и иной раз, для выигрыша времени, форсируя их.
И зачастую, в жестокий ливень, в грязь ( а потом и в мороз и холодную вьюгу), в легких шинелишках, в дырявых сапогах и плохих шапчонках, по колено в грязи ( в снегу), иногда и без горячей пищи, шли донцы форсированным маршем по 35--55 км и, не отдохнув, прямо с похода, вступали в бой с превосходящими силами противника. И только казачья отвага да лихость -- давали нам победу.
Необходимость прикрыть на огромном фронте от вторжения красных орд все казачьи станицы -- исключала возможность, хотя бы на короткий срок отводить наши части в тыл и давать им вполне заслуженный и требуемый условиями сохранения здоровья, отдых. Все были вынуждены оставаться в боевой линии и терпеть постоянные лишения и невзгоды. Иногда у нас в рядах массово воевали даже безногие калеки и однорукие инвалиды.
Силы надрывались, люди бесконечно уставали, конский состав совершенно истрепался. Лошади ужасно отощали, копыта у них растрескались и животные совсем обессилили. «Походной рысью - все тише музыка подков, кавалерийских погибших без вести полков. Труба горниста нас отпоет за всех живых… В небесных списках нет ни своих и не чужих». На почве переутомления, начали свирепствовать эпидемические заболевания, тот же тиф или испанка. Наша армия с каждым днем таяла. Не хватало поездов и подвод, чтобы увозить с фронта раненых и больных и имелись случаи замерзания их в пути.
Борьба приобрела страшно суровый характер, тяготы войны стали невыносимо тяжелыми. Этим переутомлением воспользовались большевики и вновь усилили свою вредную агитацию, которая особенно сильна была здесь, в Воронежской губернии. Местные зачастую смотрели на нас как на природных врагов. Вернее сказать, здесь все были злобными врагами Дона.
По железным дорогам царили большевики, и у нас была огромная нужда в подвижном составе и вагонах. А разгружать имеющиеся вагоны и дальше развозить продукты и боеприпасы было некому и нечем. Не было автомобилей, а главное - людей. С людьми было особенно трудно, везде для тыловых работ для армии у нас привлекали детей 10-15 лет. Я смотрел на казачьи транспорты, ожидавшие поезда на этой захолустной станции и не понимал, как мы еще до сих пор воюем. Войско ушло сражаться в другой край, на чужбину, а вместе с ним сюда перебросили помогать ему малолетних детей.
Трогательную картину представляли собой в осеннее время эти казачьи транспорты, доставлявшие на позицию снаряды, колючую проволоку, хлеб и мясо. С оврага в овраг, с балки в балку по безграничной степи, по широкому военному шляху в сумраке короткого осеннего дня тянулись длинные обозы. Утомились лохматые лошаденки и везут тихо, упорно, точно понимая всю важность того, что они делают. Не слышно криков понукания и не хлещут бичи над ними. Некому понукать. За подводами идут девочки и мальчики -- подростки двенадцати, пятнадцати лет.
Матери и старшие сестры остались дома, заправлять хозяйством. Там без конца работы. Урожай большой, а убирать его некому. Без всякой мобилизации труда, все кто могли как один поднялись на тяжелую работу. Женщины принялись жать, возить снопы, молотить, молоть, печь хлеб для своих кормильцев, которые все поголовно ушли на фронт. Тут вдобавок семьи захватила еще и подводная повинность. Фронт ушел далеко от войска, нам потребовались транспорты...
Впереди зима, скоро ударят морозы... Как в зимнюю стужу эти дети будут возить клетки со снарядами, ящики с патронами, -- без конвоя, без защиты, в чужом враждебном краю? Их же не пощадят! По глухой степи тянулись эти грозные транспорты и детские голоса звонко перекликались над ними.
С фронта обозы тоже не идут порожняком. Везут они страшную добычу... Добычу смерти ... Везли раненых и тела убитых, чтобы похоронить их на родном погосте. Вижу очередное хмурое маленькое личико, насупившиеся юные брови, низко надвинутую барашковую шапчонку на самые глаза. Мерно шагает казачок с ноготок за скорбной телегой, на которых длинно вытянулись чьи-то тела, накрытые рогожками и грубой материей. Иногда любопытный ветер порывами приподнимает холст, и мне почудились под ним, чья-то вьющаяся мелкими завитками седая борода и рядом черные кудри казачьи.
-- Кого везешь-то, хлопчик? - поинтересовался я у мальца.
-- Да вот деда, да батьку ... Обоих вчера снарядом убило ... -- и помолчав немного, он гордо добавил:
-- На штурм они рядом шли. Ихних много побили. Наши то, слышь, броневик ихний отбили, да пушек не то шесть, не