Книга «Пощады никто не желает!» АнтиЦУСИМА - Глеб Дойников

— Так что все-таки случилось с папой? Почему сюда переместились именно вы, а не он? Из вашего телеграфного объяснения я ничего не понял. — Учитывая, что, задавая этот вопрос, доктор Банщиков в упор впился взглядом прямо в глаза собеседника, Лейкову стало немного не по себе.

Он решительно не узнавал добродушного увальня-студента, которого знал с пеленок.

— Видишь ли, Вадик… Мы с твоим отцом никогда не совпадали в деталях теоретического описания процесса переноса матрицы сознания. Если я был и до сих пор уверен, что мы своими действиями создали новый мир, полностью независимый от нашего, то он… В общем, его теория — по исчерпанию солярки в генераторе, питающем защитное поле, дача должна «выпасть» в реальность. Либо в исходную — то есть точку отбытия, либо в получившуюся — то есть к нам сюда. В результате каждый из нас решил действовать исходя из своих теоретических выкладок. А насчет твоего явного убеждения, что я его там бросил… Это технически невозможно. Установка не может быть запущена человеком, которого она перемещает. Ибо перемещаемый должен быть погружен в сон, это основное требование — понижение активностей синапсов мозга, а компьютер не настолько хорошо отлажен, чтобы активировать перенос именно в момент наибольшей синфазности…

— Стоп! — поспешил остановить собеседника Вадик, если «дядя Фрид» садился на лекторского конька, остановить его можно было только ударом по голове, похоже, перемещение на этой черте его характера никак не сказалось. — А мне он, случайно, ничего передать не просил?

— Ой, чуть не забыл, право слово, — смущенно выплыл из описания работы головного мозга переносимого Фридлендер. — Он просил тебя, как появится возможность, выкупить участок, где была построена та самая дача. На случай, если она выплывет в этом мире. И выкопать там котлован, так как процесс материализации иновременного объекта абсолютно не ясен. А при наложении двух твердых тел в одном пространстве может возникнуть ситуация, ведущая к субатомному взрыву, вызванному принудительным наложением множества атомных ядер…

— А теперь то же самое и по-русски, дядя Володя, — терпеливо остановил опять увлекшегося оратора Вадик.

— Ну, если в двух словах и популярным языком — в случае материализации фундамента в почве может рвануть на пару мегатонн, — так понятно? — снизошел до простого объяснения Лейков. — Хотя, на мой взгляд, тут или полное замещение атомной структуры объекта будет, или реципиент и в котловане не переживет переноса. Ну умрет он не от взрыва, скорее даже теплового, чем атомного, тут твой отец погорячился, там килотонн пять будет, не больше, а от воздушной эмболии. Ведь если воздух не уйдет с места материализации объекта, то он окажется внутри кровеносной системы, а про пылинки в тканях головного мозга я вообще молчу. Так что если будешь маяться дурью с котлованом, то озаботься тогда и вакуумной камерой. Размером в дом.

— Вполне. Ладно, выкупим, раз уж нам грозит пара мега- или килотонн, и папа с эмболией и пыльным мозгом внутри… Карета, кстати, подана. — За разговорами офицеры дошли до нового средства передвижения доктора Вадика, сам Вадик привычно пропустил заумную половину объяснений мимо ушей.

Новая карета, с учетом опыта прошлого покушения, была оббита изнутри стальными листами, хотя снаружи выглядела вполне обычной. Но тянули ее два здоровых битюга, обычным лошадкам сил уже не хватало, Лейков оглядел экипаж и скептически хмыкнул.

— А что делать, дядя Володя, — по старой привычке опять назвал друга отца старым именем Вадик, в котором вдруг внезапно не осталось ничего от Банщикова и который под впечатлением от встречи со старшим товарищем стал обычным московским студентом, — до машин нормальных тут еще пердячим паром лет десять. Вот и выкручиваюсь как могу!

— Вадюш, я тут — Николай Григорьевич, — менторским тоном начал Лейков, — не забывай, пожалуйста. А что до машин — тут да, работы здесь непочатый край. Как я понимаю, главное, зачем ты меня выдернул, это металлодетектор, так?

— Так, дя… Николай Григорьевич, — поправился доктор, — если не считать выяснения вопроса с вашим, а не папиным тут появлением, то — да. У нас на носу — Кровавое воскресенье, а с него началась Первая русская революция, как вы, наверное, помните. Я думаю, что лучше всего даже не предотвратить беспорядки, а обратить события в нашу пользу. Для этого надо дать Николаю встретиться с рабочими. Но, если информация о готовящемся покушении верна, то надо как-то отсеять покушающихся. У жандармов такая каша их двойных и тройных агентов, что ее и Балк за год не разгребет, хотя он кое-что и почитал перед переброской. А я и соваться туда не хочу, не справлюсь. Так что остается отсеять всех, кто понесет на встречу с царем револьверы. Это реально?

— В принципе схему колебательного контура на имеющихся в наличие материалах я за время путешествия набросал. Все одно делать было три недели нечего, хотя и курьерским ехал. За два месяца должны успеть собрать и опробовать, но мне понадобится…

Через день во дворце, выделенном Вадику, появилась еще одна лаборатория, на этот раз электромеханическая. А на заводы Германии полетели заказы на вакуумные насосы, проволоку с очень точным допуском по толщине, серебряные пластины весьма хитрой формы и прочие интересности.

— Это что? — с испугом пробормотал здоровенный парень, крестясь в сторону образа.

— Так, братец, по легенде икона предупреждает о ком-то, замыслившем недоброе по отношению к Государю Всея Руси, — задумчиво проговорил Вадик. — Но ты не переживай, иконе-то за триста лет будет, может, и ошибается, кто ее знает? Отойди пока в сторонку, вон в тот уголок.

Неизвестно откуда материализовавшийся казак конвоя Его Величества проводил оторопевшего мужика в дальний угол залы. Некоторые из выборных проводили его тяжелыми, недобрыми взглядами. Такая же участь постигла еще пятерых участников встречи, причем в их числе, к ужасу Рутенберга, оказался и второй из готовивших покушение эсеров, у которого тоже был припрятанный за голенищем сапога маленький дамский браунинг. Неужели эта старая доска работает, черт бы ее побрал? Не может быть! Сам Пихас пока был в числе последних трех ожидающих своей очереди к арке. Решив не рисковать, он тихонько подошел к руководившему процедурой Банщикову:

— Видите ли, господин офицер, я правоверный иудей, Пихас Рутенберг. И мне никак нельзя проходить под символом чуждой для меня веры. Можно мне избежать сей процедуры, по религиозным соображениям?

— Мне очень жаль, но нет. — Вся мягкость и обходительность доктора куда-то исчезла. — Если помните, то, когда русские, православные, князья приезжали в орду, им приходилось проходить «меж двух огней». Проходя между кострами, они, по языческим верованиям, показывали, что у них нет дурных намерений. И ничего, проходили, не морщились. Вот и вы в чужой монастырь со своим уставом не лезьте. Коль пришли к православному императору, так извольте пройти под иконой. Хотя, из уважения к вашим верованиям, один вариант я вам могу предложить. Вы проходите в соседнюю комнату и в присутствии двух казаков раздеваетесь до исподнего. Это же предстоит и всем тем, на кого указала Святая София.