Книга Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В с. Великий Хутор приехал отряд и несколько гайдамаков из «хлеборобов».
Подъехав к селу, обстреляли его, разбили волость и несколько хат. Потом въехали с триумфом, как победители, хотя противника и не было, и никто не воевал.
Объявили, что на село наложена контрибуция деньгами, хлебом и живностью. Каждому «вояку разрешалось брать контрибуцию и в свою пользу».
С одним хозяином, очень тактичным и благонадежным человеком, поступили так:
заказали обед для командного состава. Хозяйка угостила их «очень хорошо, а вони отблагодарили так: «Вот, тетя, делаем тебе протекцию: выноси из избы, что можешь!…» После этого сейчас же подожгли дом!
Кто повинен в этой бесчеловечной, зверской расправе?
Ваша фантазия, читатель, рисует вам кровавую картину народного бунта против представителей властей, бунта, инспирированного агентами держав согласия. Вы подозреваете злой умысел крамольных эсеров или большевиков. Многим кажется, вероятно, что эти экзекуции — законное возмездие, заслуженный финал вооруженного протеста против существующих правонарушений. Ничего подобного. Дело гораздо проще обстоит. По селам прошла несколько месяцев тому назад волна большевистской руины. Тогда большевики слева мстили всем — виноватым и правым за социальное зло, чинимое веками одному классу другим.
Теперь большевики справа, а иногда это просто те же самые большевики, но перешагнувшие направо, творят свой суд неправедный над тем, кто им почему либо по нутру не пришелся.
Какие-то полусумасшедшие, убийцы, растратчики казенных денег — Трояны Федор и Алексей, Велецкий Андрий, Жижелевский, Піддубный (цирковой борец), сводят свои и, по просьбе других, чужие личные счеты, зажгли целые уезды: «катуют людей, палят, нищат, заво— (далее в газете пропуск, очевидно, конфисковано).
Своими деяниями вооружают людей против украинского правительства, потому что крестьяне все, что ни делается, взваливают на украинское правительство. А когда вмешивается прокуратура и начинают всплывать беззакония, то гг. Поддубные, в лице местной администрации передают арестованного с выдуманным обвинением немцам и все сваливают на немцев, которые в этих делах ни при чем, потому что они совершенно искренно убеждены в том, что помогают украинской власти.
Один из очевидцев этих беззаконий пишет:
«Седеешь от такого горя!» В Глемязове засекли двух человек на смерть. В Золотоноше завели специалиста по порке, какого-то Нездниминогу. Загоняют людей в земский амбар и там секут.
Там были даже не цветочки, а только посевы ядовитых зерен людской ненависти. А вот вам цветочки и ягодки.
В село Гуту Звенигородского уезда вышел карательный отряд в 40-50 чел., состоявший главным образом из офицеров, великороссов.
Селяне разбежались по лесам. А там встретились и образовали «загонь». Вернулись в Гуту и вырезали из отряда 20 человек…
Не было оружия.
Отбили сначала одну пушку без замка. Пробовали (…) и замок. Ничего не вышло. Отбили другую с двумя снарядами. Поставили за полотном железной дороги.
Народ хотел расправиться с офицерами. Пришлось вести их через озверевшую толпу в тюрьму за руку, по одиночке. Немецких солдат не только не тронули — «они, мол, не виноваты», а роздали по селам на кормежку. Офицерам немецким вернули оружие.
Из пятидесяти русских офицеров — участников карательного отряда — 10 было убито. Остальных спасли.
Я спросил тех и других. Спросил офицера, озлобленного, озверевшего:
— Что вас лично заставляло идти с отрядом?
— Да ведь вы сами были военным. Знаете — дисциплина! А потом кушать что-нибудь да нужно же!…
Но из дальнейших разговоров выясняется, что он не так голоден, как кажется:
— В кармане боковом, в бумажнике было 3 тыс., и не взяли. В Ушицком уезде у меня имение есть!…»
К немцам крестьяне не относятся так враждебно, как к этим «помещичьим сынкам», как их они называют, потому что немцы милосерднее, умереннее и безмерно трезвее, а потому крестьяне редко-редко где убивают немцев, а помещиков и их детей просто истязают. Вчера к моим квартирантам Требинским приехала англичанка, которая была гувернанткой в польской помещичьей семье под Таращей. Она, вся нервно дрожа, рассказывала, как пришли крестьяне из другого села, схватили помещика и его сына и живым им отрубали ноги, руки, выматывали кишки… что-то такое страшное, о чем читалось только во времена Хмельницкого и Гайдаматчины, когда простое убийство считалось «снисхождением». Мне рассказывал поляк землемер Чайковский, что когда он юношей ехал в 1863 году из Киева на подводе, которая приехала за ним, то кучер, на вопрос о новостях, рассказывал, что везде в окрестности по приказу начальства режут господ, поляков[64]. Ну, а что с нами будет?
— Та про вас говорят, что вы хорошие паны, то вам будет снисхождение.
— А какое именно?
— Не будут мучить, а сразу голову к порогу!»
Вот такое «снисхождение» и я заработал у своих крестьян, а потому и не хочется мне ехать в деревню, а сделав некоторые свои дела, опять поеду проживать на «Чайке».
4 июля
Слухов, слухов самых противоречивых — масса! Куда ни зайдешь, кто ни придет, то разговор начинается словами: — «Слышали новость?» Розалия Яковлевна{272}, которая приехала на пару дней из Канева и бегает по делам целый день, вечером рассказывает новости. Вчера она говорила, со слов Антоновички{273}, что Муха Антонович{274} совещается где-то с представителями партий по поводу того, что завтра немцы должны объявить «единую, неделимую». Откуда эти слухи? — неизвестно; Скоропись, который виделся на днях с Гренером и Муммом, говорит, что эти слухи безусловно ложные. Между тем ходят слухи, что Милюков часто бывает у влиятельных немцев и ведет с ними переговоры. Гасенко, который служит теперь чиновником по особым поручениям при министре иностранных дел и имеет знакомства среди немцев, рассказывает, что Милюков договаривается с немцами, чтобы восстановить под их протекторатом «Россию» без Польши, Балтии и Финляндии, которые отходят к Германии, а если нельзя будет обойтись без компенсации Австрии, то пусть тогда границей будет Днепр, то есть та самая граница, которая уже была установлена между Москвой и Польшей в Андрусове, по которой Правобережная Украина отошла к Польше, а Левобережная с Киевом — к Московии. Эти слухи отразились и в прессе, вырезку из «Видродження» здесь прилагаю, хотя в ней говорится о переговорах Милюкова несколько иначе.
Миссия Милюкова в Киеве
Из абсолютно надежных источников нам сообщают, что приезд П.Н.Милюкова имеет связь с расколом, произошедшим на Дону. В то время как руководители многочисленного