Книга Дитя среди чужих - Филип Фракасси

него не было возможности осмотреть другие комнаты, например, те, что побольше, по другую сторону лестницы, но он быстро заглянул туда, пока Лиам вел его вниз, и увидел спальные мешки и пару старых фонарей, похожих на те, что используют в ковбойских фильмах, только эти выглядели новыми, блестяще-красные с зеленым дном.

«Мы правда будто в походе»,– осознает Генри. Они собрали кучу вещей, которые люди берут с собой на выходные в лес. Генри никогда не ходил в поход, ни со своими родителями, ни с Дэйвом и Мэри, но знает, как все проходит – надо брать с собой еду и спать в спальных мешках и палатках. Генри слегка улыбается при мысли о том, как Мэри пойдет в поход; вряд ли ей это сильно понравится. Она любит, чтобы все было аккуратно. Упорядоченно. А природа не такая. И Генри знает, что реальность тоже не такая. Она грязная. Повсюду мусор, насекомые и злодеи. Да уж, очень грязная. Грязная и опасная. Иногда смертельная. Генри знает это, пожалуй, лучше, чем любой другой десятилетний ребенок на планете. Даже если не на планете, то уж точно на маленьком клочке американского побережья под названием Сан-Диего, штат Калифорния.

– Ты раздашь или как? – спрашивает мужчина с золотыми зубами, а потом хихикает, как идиот. Пит, вот как его зовут. Но его настоящее имя Педро. Генри четко это видит, когда залезает в его сознание и осматривается. У Пита много жестоких, сексуальных мыслей, но Генри боялся бы его сильнее, если бы не мог читать мысли. Пит не убийца, хоть и ведет себя так. Но зато он злой. Генри он не нравится.

– Да, раздаю,– говорит Лиам и бросает карты Питу и девушке.

Дженни.

Ее Генри боится. У нее тихое сознание, но не спокойное, а социопатическое, как вчера и думал Генри. Он не переживает, что разозлит ее или что-то вытворит, но она может убить его, если ее попросят. Вряд ли ее это сильно смутит. Если вообще смутит.

И теперь они все играют в покер, и, несмотря ни на что, Генри даже жалеет, что не умеет. Но это было бы странно, и копы подумают, что он сам похититель. И тогда, впервые с тех пор, как его похитили, Генри задается вопросом, что, черт возьми, эти сумасшедшие люди ожидают получить за него. Дэйв и Мэри небогаты, и это даже отчасти забавно и странно, что они вообще выбрали его своей мишенью.

И уборщик. Фред. Каким боком он здесь замешан?

Не умея играть в карты и устав от попыток выяснить все причины, стоящие за его похищением, мальчик садится читать книгу в мягкой обложке, которую Лиам достал из рюкзака, ту самую, которую им задали в школе: «Повелитель мух». Ему не очень нравится книга, но, учитывая все возможности, лучшего не предвидится. Это уж точно лучше, чем наблюдать за дурацкой игрой в покер и до смерти переживать за Дэйва и Мэри.

«Интересно, смогу ли я отсюда до них дотянуться»,– думает Генри, и яркая волна надежды и возбуждения захлестывает его, когда он решает попробовать. Он начинает очищать разум, открывать его как можно шире.

Покореженная, побитая дверь рядом с ним слегка скрипит и открывается.

На него обрушивается волна запаха, такого мерзкого, что он прикрывает рот и нос рукой, чтобы не вдыхать.

– Фу,– пищит Генри в ладонь.

Лиам напрягается, шмыгает носом, затем поворачивается на стуле и свирепо смотрит на Генри сверху вниз. На его лице появляется забавное выражение отвращения, и Генри хмурится в ответ.

– Это не я,– громко говорит Генри.– Это из-за двери.

– Господи,– говорит Лиам и резко поворачивается к Питу,– что там?

– Ничего,– отвечает Пит, не отводя глаз от карт,– сраный погреб или типа того. Там пусто, грязно и сыро. Хочешь проверить – не стесняйся.

Тон Лиама становится жестким, а его лицо больше не кажется Генри комично сморщенным. Оно выглядит злым.

– Он проходит под всем домом?

Пит пожимает плечами, но Дженни, как замечает Генри, заволновалась.

– Отчасти, наверное,– отвечает она.– Это просто старый погреб. Ни входа, ни выхода. Все чисто, клянусь. Мы оба там были. Там только грязь и старые кирпичи, Лиам.

Пит поднимает взгляд на Дженни – возможно, ему не нравится, как небрежно она произнесла имя Лиама, словно они теперь друзья. Генри пытается настроиться на мысли Пита, но этот запах…

И тут он вспоминает.

То другое.

Генри делает глубокий вдох, не обращая внимания на вонь, его глаза теряют фокус, и он позволяет разуму потянуться дальше, уплыть вниз по лестнице, туда, вниз.

И оно там.

Генри достаточно громко вздыхает, Лиам слышит и удивленно смотрит, но Генри не отвечает, он не смог бы, даже если бы захотел – та штука, чем бы она ни была, такая сильная. Она испускает волну за волной чистой тьмы, и Генри понимает, что его затопило, он словно заблудился в тумане, ищет остров в черном океане, не видит ничего, кроме серых облаков, не слышит ничего, кроме мягкого плеска невидимой воды. Он сосредотачивается сильнее, пытается разогнать волны тумана от существа и видит свет, похожий на свечу, одиноко трепещущую на темной равнине,– искру жизни, первых мыслей, нового сознания.

Голодного. Одинокого. Напуганного.

Генри видит все это не цветами, а как что-то физическое. Как стрелы, как копья потребности, пронзающие его мозг, проникающие в него так же, как он проникает в это.

«Оно видит меня»,– понимает Генри, и у него в животе поселяется холодный страх.

«Господи боже, эта штука видит меня».

Отчаявшись, Генри пытается поговорить. «Мне страшно,– обезумев, думает он.– Ты можешь мне помочь?»

Но свеча вспыхивает, и тяжелая волна тьмы захлестывает разум Генри. Внезапно она становится настолько плотной, настолько обширной, что его накрывает с головой, и его внутреннее зрение слепнет, словно это нечто задуло свечу в мозгу Генри, отключило рецепторы Генри – чувства и осознание.

Полностью погрузившись в существо, он чувствует, как в груди бьется зарождающееся сердце. Руки и ноги еще бесформенны, плотно прижаты к телу. Кожа, почти прозрачная, поглощает все необходимое из жидкости вокруг. Разум полностью сформирован, но слаб. Генри может испытывать только самые низменные порывы. Это похоже на жизнь в утробе матери, ожидание выхода в мир, ожидание…

МАМА.

Генри чувствует прилив радости, желания, потребности.

МАМА ИДЕТ!

Он чувствует это… чувствует ее. Она возвращается, спешит к нему.

Разум Генри открывается еще шире, его вынуждает открыться разум, захвативший его в ловушку. И теперь он прикасается – лишь на мгновение – к