Книга Закон тени - Джулио Леони

Пико почувствовал, что совсем запутался. Если художник действительно стал обладателем рукописи, мог ли он не поддаться искушению остаться ее единственным обладателем? Мог ли он, охваченный страстью, кого-то убить из-за этого?

— А вы знаете, кто эта танцовщица, что выступала на балу? — вдруг спросил Джованни.

Франческо Колонна сделал удивленное лицо, словно не понимая связи вопроса с темой беседы.

— Танцовщица? Она была великолепна… но не понимаю…

— Я видел, как вы с ней разговаривали, — настаивал юноша.

Колонна помедлил.

— Нет, я не знаю эту женщину. Вы меня с кем-то спутали, — решительно отрезал он.

Тем временем они вышли на широкую мощеную площадь перед церковью Санти-Апостоли. Франческо Колонна, не произнеся больше ни слова, быстро со всеми распрощался. Церковь была на замке, во избежание вторжений подвыпивших гуляк, которые бродили по улицам, распевая песни и переругиваясь во всю глотку.

— Где я могу найти художника? — неожиданно спросил Пико у Манетто.

— Он живет не в нашем квартале, не с флорентинцами. Похоже, Боттичелли вообще избегает компании соотечественников. Поищите в кварталах художников, думаю, найдете его там.

Когда они прощались, Пико увидел вдали силуэт темноволосого испанца: тот стоял на противоположной стороне площади и внимательно за ними наблюдал. На миг юноша испугался, что испанец пойдет за ним следом, но тот исчез в боковой улочке.

В доме Боттичелли

Художники, работавшие в Риме, имели обыкновение селиться возле Кампо-деи-Фьори. У редких прохожих Пико выспрашивал о Боттичелли. Его имя было известно всем, но оказалось, что художник не поддерживал контактов с сообществом своих коллег и не обращался с заказами к продавцам красок. Наконец Джованни удалось выяснить, что он живет довольно далеко, у излучины Тибра, ближе к холму, сразу перед мостом Ангела.

Пико свернул в узкую улочку, ведущую к реке параллельно другой, куда более широкой, именуемой Папской.

Его чуть не снесло ледяным ветром, и он поднял глаза к небу. Небесный свод сиял яркими звездами, словно ветер раздул их, как угли. Время уже перевалило за полночь, но на улицах еще попадались прохожие, которые, пошатываясь, возвращались домой. Юноша не раз спрашивал о Боттичелли, но никто не знал, где его обиталище.

Наконец ему ответили:

— Флорентинец, который пишет мадонн? Он живет вон там.

Пико поблагодарил и направился к маленькому дому, приткнувшемуся в тупике. Ему указали на второй этаж, куда вела каменная лестница. На углу стояла повозка. На первом этаже, в конюшне, топтались и вздыхали лошади.

Юноша быстро взбежал по лестнице и постучал в облупленную дверь. Ему никто не ответил. Он забарабанил громче, обдумывая, что сказать художнику о причине визита в столь необычный час. Но в конце концов решил, что Боттичелли вряд ли придаст этому значение, ибо распорядок жизни художников определяется своеобразными правилами.

За дверью раздалось шарканье ног, и щелкнул засов. Дверь приоткрылась на ладонь, и Пико увидел лицо темноволосого мальчика, который подозрительно его разглядывал.

— Здесь живет Сандро Боттичелли, художник?

— А кто его разыскивает? — спросил мальчик с сильным римским акцентом.

— Соотечественник. Мне надо с ним поговорить от имени Лоренцо Медичи, владетеля Флоренции.

При звуке этого имени мальчишка испугался. Он потер руками глаза, силясь стряхнуть с себя сон, и еще с минуту постоял за дверью, не зная, что делать. Потом приоткрыл створку еще на ладонь.

— Мастро Сандро нет дома.

Пико постарался скрыть досаду. Чему тут удивляться? В праздничную ночь художник может вернуться домой позже обычного.

Он уже собрался спросить, где его можно найти, но мальчик высунулся в дверь и с заговорщицким видом сообщил:

— Маэстро всегда работает по ночам.

— Вот как? И где же?

— В новой капелле Папы, за рекой.

Пико охватило любопытство. Он слышал, что понтифик субсидировал работы по украшению дворцов Ватикана: картины и садовые скульптуры, но прежде всего — большие фрески. Но почему ночью? Ведь для художника так важен дневной свет. Особенно для такого, как Боттичелли, у которого яркость цвета имела особое, стилевое значение. Разве что и ему захотелось поэкспериментировать на холсте с эффектами искусственного освещения…

— Я бы хотел посмотреть, как он работает. Это возможно?

Мальчик вздрогнул.

— Нет, синьор, хозяин никому не разрешает. Даже нам, подмастерьям, тем, кто готовит ему краски. Нам запрещено находиться в помещении, где он работает.

Пико кивнул и собрался уже повернуться и уйти, но тут за дверью раздался другой голос. В проеме показался заспанный белобрысый паренек с хитрой физиономией.

— С тех пор как здесь появилась эта женщина, хозяин вообще стал какой-то странный, — запальчиво сказал он.

Второй пытался его урезонить, но белобрысый досадливо отмахнулся.

— Что, скажешь, нет? Да его все перестало интересовать, он даже поесть забывает. И нам неделями не платит!

В его голосе зазвенели враждебные нотки.

Темноволосый мальчишка опять попробовал заставить белобрысого замолчать, но тот ухватился за дверь и рывком распахнул ее. Стала видна вся комната.

— Идите и посмотрите сами. Наш хозяин спятил! Будь я проклят, что отказался идти растирать краски немцу!

Подмастерья сцепились, как дикие коты, и покатились по земле. Пико воспользовался моментом и вошел внутрь. Все обиталище художника составляла одна комната. На полу лежали два матраса для подмастерьев. Кровать хозяина, немногим богаче их, даже не была разобрана. У стены стояли два мольберта с холстами.

Не обращая внимания на возню у себя за спиной, Джованни с любопытством склонился над рисунками. На всех было изображено обнаженное женское тело необычайной красоты, нарисованное в разных позах. Рисунки, наверное, представляли собой эскизы к более сложной композиции. И на всех — одно и то же тело вытянутых пропорций, но… без головы. Художник, видимо, сосредоточился на движении своей модели, а лицо пока во внимание не принимал. Или сознательно не хотел его показывать.

Пико вытащил из сумки портрет, найденный под телом Фульдженте, и приложил его к одному из рисунков. Может, по простому совпадению, но ему показалось, что лицо прекрасно совместилось с фигурой. Словно одна и та же рука сперва нарисовала их, а потом, по каким-то таинственным соображениям, разделила.

За его спиной глухой удар кулака и крик боли, видимо, ознаменовали конец драки. Он быстро положил рисунок на место и обернулся, успев заметить, как темноволосый мальчишка с плачем выскочил в дверь, закрыв обеими руками окровавленное лицо.