Книга Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда это?
– Вчера, – сказала старуха и зарыдала.
Я почувствовал, что, если не отвернусь, меня начнет тошнить. Быстро выбрался из толпы.
– Что там такое? – спросил Володя.
Целую минуту я не мог ответить.
– Расстрелянные там.
– Как – расстрелянные? Много?
– Не знаю, человек сто, может, больше.
Володя побледнел.
– Отчего?
– Не спрашивай меня. Отчего вообще большевики?
– Да кто они все?
– Как я знаю! Пойдем.
Меня продолжало внутренне тошнить. Как будто я не привык к безмозглой жестокости большевиков. Они расстреливали свои жертвы не потому, что они были опасны, или за то, что они будто бы сделали, а просто когда те попадались им в облавах. Большинство были люди, которые никакой роли в прошлом не играли! Оказалось потом, что между расстрелянными был Суковкин[234], в прошлом всеми уважаемый и любимый смоленский губернатор. Он был другом моих родителей, вышел в отставку уже более десяти лет тому назад, ему было 80 лет. Другие были доктора, инженеры, чиновники, их жены и дочери. Я вспомнил наставление Петра Арапова: «Никогда не позволяй себе злиться на то, что ты видишь и слышишь. Злоба туманит твой ум и мешает бороться с неприятелем».
Он был, может, прав, но досада бессилия была очень остра.
Наконец мы нашли дом. Я посмотрел на него с недоверием, дом был большой особняк.
– Не может быть, чтобы Дарья Петровна жила в таком большом доме, да так близко к Чеке!
Я вдруг испугался: может, между этими трупами лежит и Дарья Петровна? Позвонил. Открыла дверь араповская няня.
– Что вам нужно? – спросила сердито.
– Няня, вы меня не помните?
– Отчего мне вас помнить?
– Да я Николай Волков.
– Так чего ж ты не сказал сразу?
– Что, Дарья Петровна дома?
– Чего ты оделся в солдатскую форму?
– Да мы в Белой армии.
– Белой, красной, синей… чего никто русской не называет? – Она продолжала ворчать.
– Так Дарья Пет…
– Я ее позову.
У меня отлегло от сердца.
Через минуту вылетела Дарья Петровна и, не говоря ни слова, бросилась меня целовать.
– Душка, откуда ты? Входите, входите… А это кто?
Дарья Петровна бросилась и расцеловала Володю, который сильно покраснел.
– А что, Петр приехал?
– Нет, разве ты не знаешь о нем хоть что-нибудь?
– Так он бежал из Москвы раньше нас, я с тех пор ничего о нем не слышал.
Дарья Петровна залилась слезами, она вообще очень легко плакала.
– Это ничего не значит, многие из наших только вчера до Киева доехали, а мы уж давно до Полтавы добрались…
Дарья Петровна перестала плакать, стала расспрашивать.
Была какая-то странная разница между теми, которые испытали иго большевиков, и людьми, которые познакомились с ними недавно. Они совершенно себе не представляли силу большевиков, для них это были какие-то случайные разбойники, которые временно попадали в город. Они совершенно не представляли себе, что происходит в России.
К моему удивлению, весь особняк был снят Дарьей Петровной и княгиней Куракиной. Услышав ее имя, я испугался:
– Это не Таня Куракина?
– Да. Ты ее знаешь?
– Нет, не знаю, но мама и папа ее хорошо знают.
Я не мог добавить, что мои родители считали ее бестактной дурой и мой отец очень забавно имитировал смесь русского с французским, на которой она будто бы говорила с извозчиком.
Я спросил Дарью Петровну, может ли она поместить нас на несколько дней, пока не приедут в Киев представители от конных полков набирать добровольцев.
– Да мы пять человек можем поместить, приводи кого хочешь, кто бы они ни были, я так рада, что мы можем помочь, и приведи их всех обедать.
Но, узнав о Тане, я совсем не был так уверен. Я объяснил Дарье Петровне, что хотел бы привести Загуменного и Егорку.
– Так что ж в этом?
– Я боюсь, что княгиня может и обидеть.
По правде сказать, и Загуменный и Егорка были, как крестьяне, настолько уверены в себе, что никакая дура их обидеть не могла. Обижен был бы я, а не они, если бы Куракина была с ними невежлива.
– Да, Николаша, не будь таким чопорным, она ж не дура. Приведи кого хочешь, приходите сперва к чаю, часа в четыре, а потом мы поужинаем.
Мы ушли, не видав Таню Куракину.
В кофейной сидели Загуменный, Егорка и Вадбольский[235]. Я им рассказал, где мы были и все, что с нами произошло с Брянска. Загуменный рассказал свои авантюры. Я передал им приглашение и предупредил о Куракиной. Загуменный и Егорка только посмеялись, но Вадбольский сразу же отказался.
– Да чего ты боишься?
– Это хорошо вам всем говорить, но она станет со мной говорить по-французски, а я ни слова не знаю.
– Так я тоже ни гугу не понимаю, – сказал Загуменный.
– Это другое дело, она с тобой по-французски говорить не будет!
– Так ты скажи ей, что не знаешь.
– Это неудобно.
– Эй, брат, Николай ее на место посадит.
Вадбольский наконец согласился. Позавтракали, посмотрели магазины.
– Ну, братец, они здесь еще большевиков не знают, посмотри, сколько добра в витринах! – сказал Егорка.
Я нарочно выбрал другой подход к дому, чтобы не проходить мимо чекистской бойни.
– Да это дворец какой-то!
– Да, дом большой, как видно, большевики до них еще не добрались.
Дарья Петровна приветствовала нас всех с открытыми объятиями. В большой гостиной восседала Таня Куракина, которая очень любезно всем улыбнулась, поцеловала меня в лоб и сразу же напала на меня по-французски с требованиями всех московских новостей и подробностей о моих родителях.
Я решил отвечать ей только по-русски и объяснил, что мы уже два месяца из Москвы, что мои родители были в Москве, когда я уехал, но что теперь я ничего о них не знаю. Она стала бурно сетовать, что родители мои совсем не пишут. Я подумал: что они здесь, все с ума сошли? Неужели они думают,
