Книга Пятнадцать ножевых. Том 5 - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что тезка, починился? — Каверзнев отложил писанину, внимательно на меня посмотрел. — Что-то лица на тебе нет…
Я коротко пересказал особисту свою ситуацию.
— Вот долбодятлы! — Андрей Никитович выругался, потом еще прибавил матерно. — Ну нет, какие же идиоты кругом. Дня не проходит, чтобы какой-нибудь залет не случился! Куда катимся?
Дальше особист начал жаловаться на жизнь, опять на идиотов вокруг. Рассказал, что до перевода в ограниченный контингент служил в Ленинграде, курировал один закрытый НИИ. Там яйцеголовые ребята решили проверить советскую систему образования. Которая, как известно — лучшая в мире. Но ведь всегда есть что улучшить, правда? Притащили американскую систему измерения интеллекта — IQ. Разумеется, слегка адаптировали ее для отечественных реалий. Запустили проверки в школах.
— У шестидесяти процентов интеллект не был вообще обнаружен, — особист залез в сейф, достал бутылку водки, два стакана.
— Я не буду!
Пришлось идти в отказ.
— Чего так?
— Мне такие лекарства во время лечения давали… еще год печень восстанавливать…
— Ну ладно, а я выпью, — Каверзнев набулькал себе беленькой. — Так вот. У тридцати процентов интеллект оказался ниже среднего. У семи процентов — он просто средний и только у трех процентов был больше ста. Гениальных детей вообще не обнаружили. Что тут началось! Комиссии, проверки, партком… Кого выращиваем? Кто будет строить коммунизм? Вот эти дебилы? — особист достал вслед за водкой, бутылочку Тонуса. Как я заметил, не вскрытую.
— И что было дальше?
— Ученым впаяли буржуазный метод исследований, идеологическую диверсию. Разогнали целый отдел к чертям.
— И правильно сделали, — пожал я плечами. — Тест Айзенка вообще нельзя переносить кросскультурно. Сами американцы с этим столкнулись. У них там все цветные по нему тоже выходят дебилами — от негров до азиатов.
— Да? — особист сильно удивился. — Айзенк, Айзенк… Еврей, что ли?
— Кажется, немец, — я попытался вспомнить национальность психолога. — Или англичанин…
— Ну тогда ладно, — Каверзнев тяжело вздохнул, слегка поколебавшись, еще плеснул себе водки. Мощно он так без закуси. Как бы потом вещдоком не догнался…
— Я слышал, что на Западе психологи впоследствии и обнаружили, что тест IQ содержит некорректные вопросы и неправильные ответы. Измерить нормально им интеллект невозможно. Кстати, Андрей Никитович, а что там по моему вопросу?
— А что? — переспросил особист. — Давай, дуй к месту службы, жди приказ. Когда — не знаю. Может завтра, может — через месяц. Сам видишь, что творится.
Я посмотрел на часы. Мне было пора. Попрощался с особистом и пошел собирать вещи. Хотя какие у меня вещи? В карманах вошь на цепи, да блоха на аркане.
Выписали меня на тридцать девятый день болезни, и повезли на тот самый кабульский аэродром, где я полтора миллиона лет назад влез в нутро печально известного вертолета. Неужели это со мной было?
Зато сейчас я летел с бандой жизнерадостных головорезов из разведроты, беспрерывно рассказывающих древние анекдоты и тупо шутивших друг над другом, без конца сыпя довольно обидными подначками, на которые окружающие реагировали здоровым жизнерадостным смехом. На чаморошного лейтенанта-медика, забывшегося в угол, никто не обращал внимания. Будто меня и не было. Другой бы спорил, я не буду.
По уму, конечно, надо было поговорить с заведующим, и зависнуть еще на недельку в госпитале, отдохнуть и набраться сил. К тому же он намекал, что можно решить вопрос о дальнейшем прохождении службы в королевских конюшнях, где такому специалисту обязательно нашлось бы применение. Но меня будто что-то гнало из этого места, я чувствовал себя там насквозь чужим. Знаю как это называется — астенизация после болезни, с неизбежной депрессией и дисфорией. Но хотелось побыть просто больным, а не доктором. Устал.
* * *
На этот раз по прилету меня не встречал никто. Посмотрел мельком по вертолетной площадке — представители медроты отсутствуют. Делегации не прислали. Ничего страшного — мне сейчас только встречи с оркестром не хватало для полного счастья. И сам дойду, не маленький, дорогу знаю, а пожитков у меня — раз, два, и обчелся. Попозже надо будет в строевой отдел зайти, и финансистам аттестат отдать тоже, но делать крюк, чтобы попасть в штаб именно сейчас, совсем не хотелось. После обеда как-нибудь.
Прислушался невольно к обсуждению. Оказывается, я проспал момент, когда мы чуть не попали в пылевую бурю, и нас знатно помотало. А я и не проснулся ни разу. Пожалуй, уже можно сдавать экзамены на начальника пожарной части.
Зашел к Горгадзе, доложиться о прибытии, а вместо него опять Кубарев морду лица на столе разложил. Вот как люди от казенных харчей иногда пухнуть прямо начинают. Увидел меня, радости не показал. Наверное, переживает, что я был свидетелем, как Тоня его носом в помойное ведро макала. А я не забыл, да.
— Ага, прибыл, — буркнул он. — А говорили, что похоронили тебя там.
— Ну извините, что не оправдал ваших надежд, — не удержался я.
— Иди уже! — махнул он рукой на выход. — Цирк уехал, а клоуны остались.
И уже на выходе я услышал, как он прошипел “Лауреат хренов”. Да уж, батенька, у вас тут всё сильно запущено!
Чем дальше, тем больше своих я встречал. Вот Копец выскочил и заграбастал меня в объятия. А вот и Петя Бубнов испытал мои кости на прочность.
— Выздоровел? — повернул он меня из стороны в сторону. — Медальку-то дали? Мне вручили!
— И мне тоже, — ответил я.
— А что ты смурной такой? Выжил? Вернулся? Ну и всё отлично, значит! Ты как, не на диете уже? Надо вечерком собраться, отметить это дело! Ты как?
— Да устал просто, — вздохнул я. — А собраться можно, кто же против?
А дальше мой путь проходил мимо женской общаги. Ну вот не то что в окно заглянуть, но весьма близко. И тут новая встреча — Женя. Улыбка от уха до уха, халатик приталенный, колпак накрахмаленный — прямо образцовая медсестра, хочется у нее одновременно лечиться, и быстро выздоравливать.
— Андрей, здравствуй! Я тебя так ждала! Я каждый день узнавала, не приехал ли ты! А сегодня пропустила вертолет, представляешь? Первый раз не встретила, а ты прилетел! Как ты, Андрюшенька?
И постоянно поглаживает, и прикасается. Чисто кино. Блин, не очень ли по-хозяйски она