Книга Непристойное предложение - Керстин Гир

– Это не только незаконно, – продолжал читать нотации Оливер. – Гашиш – это так называемый легкий наркотик, но дети, как правило, начинают именно с него. А затем переходят на более сильные.

– Я знала, почему тебе нельзя об этом говорить, – сказал Эвелин. – Ты моралист. Апостол.

– Это была идея Эвелин, – жалобно произнесла я.

– Конечно, – сказал Оливер еще более неодобрительно.

– И за это м-м-могут привлечь? – поинтересовался господин Кабульке.

– Еще как, – ответил Оливер. – За то количество, что вы здесь вырастили, вы сможете провести в тюрьме остаток своей жизни.

– Да не будьте же вы так строги, Оливер, – вмешался в разговор Шерер. – Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.

– Но пожалуйста, не выдавайте нас вашему отцу. Он, к сожалению или к счастью, не имеет истинного представления о такой тяжелой юности, – сказал доктор Бернер.

– Как и его сын, – пробубнил Хуберт.

– Вот моя старуха обалдеет от удивления, когда узнает, что я на старости лет ступил на криминальную тропу, – расстроенно произнес господин Кабульке. – Но уж точно перестанет жаловаться на то, что я последние сорок лет веду такую скучную жизнь.

– Так-так, Эвелин, – сказал Оливер. – Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований – для меня тоже не аргумент, – И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: – Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти![20]

– Потти! – воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.

– Вот именно, Потти, – совершенно серьезно повторил Оливер. – Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?

– Уже хорошо, ты, филистер. – Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. – Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти,[21]прошел не один световой год.

У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.

– Только я давно вышел из того возраста, – сказал Оливер. – Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.

– Шитти и Потти, – прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. – Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!

– Я тоже вышла из того возраста, – произнесла Эвелин, обращаясь к Оливеру. – И я к тому же, кажется, беременна.

– Что?! – закричал Оливер.

– Что?! – закричали хором старики и я.

– Сердечные поздравления, – сказал господин Кабульке.

– Потти беременна от Шитти, Потти беременна от Шитти, – пропел Шерер и схватился руками за живот от смеха.

– Кажется, – еще раз уточнила Эвелин.

– Ну, пора, пора, – вставил доктор Бернер. – Так часто встречаться в отеле, как это делали вы…

– А та книжка, которую я вам дал, она ведь и вправду хороша, – сказал Хуберт. – Мы с моей женой частенько заглядывали в нее.

Оливер прикусил губу. Определенно на сегодняшний день ему было многовато. Сначала эта история с шоу на телевидении, а теперь еще и известие о долгожданном потомстве. Он выглядел так, словно был не в состоянии как следует осознать происходящее.

– И что нам теперь делать? – растерянно спросил он.

– У меня дома есть тест на беременность, – сказала Эвелин. – Я могу его сделать прямо сейчас, и тогда можно будет говорить более определенно.

– Да, – с ликованием поддержал Хуберт. – Я за то, чтобы мы немедленно это сделали.

– Я тоже, – одновременно сказали доктор Бернер и Шерер.

– Может быть, вы пока полюбуетесь на свою коноплю, уважаемые господа, – сердито произнес Оливер. – В конце концов, тест на беременность – штука весьма интимная, вам не кажется?

– Жаль, – разочарованно заметил Шерер.

Вероятно, его поколение не имело также счастья узнать, что такое тест на беременность, и для общего развития им это было ну очень важно.

– А где, собственно говоря, Штефан? – спросила я, постепенно начиная превращаться в нормального человека.

– Ему все происходящее здесь кажется слишком инфантильным, – сказала Эвелин. – Кроме того, у нашей кривоножки сломалась машина, и он повез ее домой.

Хуберт посмотрел на часы.

– Но может в любую минуту вернуться, потому что в половине третьего муж кривоножки возвращается домой.

– Откуда вы знаете? – спросила я ошеломленно.

Я даже не знала, где живет Петра, а уж тем более во сколько обычно приходит домой ее муж.

– Мы знаем все, – серьезно проговорил Хуберт.

– По-моему, не очень вежливо все время называть ее кривоножкой, – сказал Шерер. – А вдруг у нее есть другие достоинства?

– Да, много, за исключением мозгов, – съязвила Эвелин.

Шерер снова хихикнул.

– Хорошо сказано, Потти, хорошо.

Эвелин хлопнула в ладоши.

– Тогда вперед.

Все, кроме меня, пришли в движение. Старики под руководством Кабульке направились в оранжерею номер пять, чтобы осмотреть урожай, выращенный Эвелин, а она вместе с Оливером пошла в наши руины делать тест на беременность. Я осталась в магазине совсем одна. Состояние у меня было такое, словно желудок чем-то обожгли. Может быть, все дело в водке?

Что за сумасшедший день!

Сначала участие в качестве куклы в этом дурацком ток-шоу у Йохена, затем восхождение в качестве новой телезвезды, потом это сборище со стариками, история про Потти и Шитти и в довершение всего – беременность Эвелин.

Я зашла в кабинет Штефана, уселась на старый гостевой диван и уставилась на медленно вращающийся вентилятор под потолком. Почему же Штефана до сих пор нет? Мне так много нужно было ему сказать. Теперь, когда у меня все так удачно сложилось с новым проектом на телевидении и я могла сама начать хорошо зарабатывать, мы уже не нуждались так остро в этом миллионе. Мы могли бы попытаться склеить черепки и спасти нашу семью. И нашу честь или хотя бы ее остатки. Это был самый подходящий момент. Если бы мы захотели, то могли бы провести остаток лета как нормальные люди. Теперь, когда Эвелин забеременела, ситуация с нашим обменом партнерами становилась еще более нелепой. Не мог же Штефан этого не видеть.