Книга Весна с детективом - Елена Ивановна Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она даже зажмурилась, стараясь прогнать видение, но, когда открыла глаза, все было по-прежнему - разбитая «девятка», три трупа и - Максим, зажимающий раненое плечо.
- Дайте кто-нибудь аптечку… - попросила она срывающимся голосом.
- Не надо, Лисенок, ничего не надо… - пробормотал Макс, закрывая глаза. - Может, кровью истеку…
- Придурок! - рявкнула Олеся, окончательно придя в себя.
Аптечку принес Мезенцев, сунул ей в руки и тут же отвернулся, но Олеся успела заметить отвращение на его лице. Еще бы… не будь Макс ее братом, она точно так же кривила бы лицо - сотрудник СОБРа вдруг оказался налетчиком и убийцей.
«Что мне теперь делать? - думала она, перевязывая плечо брата. - Черт с ним, с делом, его, ясно, заберут… но папа?! Как я скажу ему? Что будет, когда он узнает?»
- Как ты мог? - негромко спросила она, стараясь поймать взгляд Максима. - Как же ты мог нас всех предать - деда, отца, маму, меня, в конце концов? Неужели ты не думал о том, что будет, когда вас поймают?
- Да не гнали бы как угорелые, и не поймал бы нас никто, - огрызнулся он. - Говорил ведь Славке - не торопись, не наводи суету… так нет же - гонщик! Вот гайцы и прицепились. Надо было или не останавливаться, или сразу валить весь наряд…
- Замолчи! - Олеся зажала уши руками. - Что ты несешь?! Говоришь как преступник…
- А кто я, по-твоему, сестренка? Преступник и есть - одиннадцать эпизодов с четырьмя убийствами, - усмехнулся брат так спокойно, словно рассказывал о победах на соревнованиях. - Просто ты не обо всех еще знаешь, там такие терпилы, что заявлять не станут. И все трупы - на мне.
- Я не понимаю… зачем?!
- Зачем? - повысил голос Максим.
Отошедшие на небольшое расстояние полицейские тут же вскинулись, но Олеся помотала головой:
- Все в порядке… дайте мне еще несколько минут, пожалуйста.
- Зачем, говоришь? Да чтобы отца на ноги поставить! Увезти его за границу, в хороший реабилитационный центр положить, чтобы реально помогли! Если это государство плевать хотело на человека, который всю жизнь ему служил верно, даже когда жрать нечего было, когда стреляли в него из-за каждого угла! В том пожаре он мог о себе подумать и наплевать на этих девок из канцелярии, пусть бы горели! Нет - он не вспомнил о том, что у него мы есть, - спасал этих девчонок и матерей их, чтобы от горя не повесились! А государство ему хоть спасибо сказало? Нет! Нет, Лисенок, - его даже на пенсию не проводили, просто списали как инвалида! Скажи, как я мог дальше служить?
- Ну, я же могу, - негромко сказала Олеся. - Потому что, кроме государства, есть еще люди, Максим. Простые люди - как матери тех девочек, которых папа из огня вытаскивал ценой своего здоровья. И он, вот поверь, не о себе думал, не о наградах - он не мог смотреть, как погибают люди. А ты… ты старикам шеи сворачивал за какие-то деньги и золотые монеты. Вы ведь больше ничего не брали, правда? Все продумал, да? Сбывать легче? Кто ты после этого, Максим? Да папа, если бы узнал, откуда у тебя деньги… - Она задохнулась, представив, как теперь отреагирует на новость отец. - Лучше бы тебя тоже застрелили… - выдавила она, даже не ужаснувшись тому, что говорит.
- Ты права, Лисенок… - вдруг тихо сказал брат. - Лучше бы меня тоже застрелили… Уходи, Олеська, не хочу, чтобы ты меня в наручниках видела. Уходи, ну!
Олеся оттолкнулась от машины, постояла еще минуту, пристально глядя на Максима, словно хотела запомнить его лицо, и, махнув рукой, тяжело пошла к дороге. Ее догнал Мезенцев, взял за руку, помог взобраться на крутой склон.
- Дайте мне сигарету, пожалуйста, - глухо попросила она.
- Ты ж не куришь. - Федор вдруг перешел на «ты», но она этого даже не заметила.
- Все равно - дайте.
Мезенцев пожал плечами, вынул из пачки сигарету и, прикурив, протянул Олесе. Та сделала глубокую затяжку, закашлялась, почувствовав, как дым мгновенно забил легкие, но сигарету не выбросила, затянулась снова.
- Не надо, Олеся, - отобрав у нее окурок, тихо произнес Федор. - Это не поможет…
- А что? Что мне теперь поможет?! - вскрикнула она, вдруг упала к Мезенцеву на грудь и зарыдала.
Федор неловко обнял ее, прижался щекой к макушке:
- Все пройдет, Олеся…
- Да как мне жить теперь?! Ведь он мой брат! Он меня вырастил! А папа?! Что с папой будет?!
Ее истерику прервал резкий хлопок выстрела и раздавшийся из оврага крик:
- Куда ж вы смотрели, придурки?! Почему никто не обыскал?!
Олеся рванулась было туда, но Мезенцев держал ее крепко:
- Не надо… зачем тебе это видеть?
- Что… что там случилось? - билась в его руках Олеся и никак не могла избавиться от цепких объятий оперативника.
На дорогу вышел сотрудник в штатском, на ходу сообщая в рацию:
- Единственный задержанный застрелился, товарищ полковник. Ну, вот так… да, виноваты, проглядели… ну, кто ж знал-то, что у него пистолет в кармане брюк слева? Да, в накладном… в грудь выстрелил, сразу наглухо… Я понимаю, товарищ полковник… а нам что делать теперь? Ну, это ж сотрудники нашего СОБРа - Жилкин, Самоходов, Калинин и… Вадис. Да, Вадис, товарищ полковник… он единственный в живых остался, да вот такая вышла незадача… я понимаю… да, виноват. Виноват. Но, может, так и лучше? Тут сестра его, кстати. Они на место происшествия ехали с капитаном Мезенцевым…
Больше Олеся ничего не слышала. У нее вдруг стали ватными ноги, в голове зашумело, как в телевизоре с пропавшим изображением, а в какой-то момент и этот звук стих.
Она пришла в себя только в салоне машины Федора и даже не сразу поняла, что происходит, почему она лежит на заднем сиденье. Только поднеся к глазам руку, испачканную кровью, Олеся вдруг вспомнила о том, что произошло. Это была кровь Максима, брата, которому она перевязывала плечо перед тем, как он застрелился из спрятанного в кармане штанов пистолета.
- Ты лежи, Олеся, - не отрывая взгляда от дороги, произнес
