Книга Катилинарии. Пеплум. Топливо - Амели Нотомб

– Ну, и… на все эти кроссворды есть спрос?

– Спрос можно создать. Мы привили страсть к кроссвордам среди 80–100.

– Среди кого?

– Среди людей с уровнем интеллекта от восьмидесяти до ста. Они составляют девяносто процентов населения.

– Средний показатель снизился по сравнению с моим временем.

– Да, но лучшие с тех пор стали еще лучше. Вернемся к 80–100 – именно они главная цель всякой ответственной политики, поскольку их большинство.

– По сути, эти люди – посредственность?

– Можно сказать и так.

– И вы считаете, что я из числа?

– Да вы просто одержимы своей персоной, не так ли? Успокойтесь. Совершенно очевидно, что вы овощ.

– Овощ?

– Так мы называем людей уровня 50–80.

– Честное слово, я предпочту быть овощем, нежели посредственностью.

– Вот и ладно!

– Не хотите ли меня развлечь? Расскажите, как вы называете разные группы населения.

– Людей уровня ниже пятидесяти нельзя по-настоящему назвать человеческими существами. Мы не смеем смеяться над этими несчастными, и для них мы подобрали абстрактное понятие: мы называем их воронками.

– Почему? Они их вместо шляп носят?

– Что вы такое говорите? И почему так развеселились?

– В мое время про сумасшедших говорили, что они ходят с воронкой на голове.

– И вас это смешит?

– Да!

– Мне никогда не понять юмора овощей.

– А им не понять вашего.

– Поскольку люди уровня 80–100 являются самой многочисленной группой, мы предпочитаем не давать им названия из опасения обидеть: они самые чувствительные. Мы называем их «80–100», цифры говорят сами за себя.

– А дальше?

– Дальше идут «пустоцветы» – уровень 100–120. Они недостаточно умны, чтобы войти в элиту, но и недостаточно глупы для посредственности. С ними у нас больше всего хлопот. Не совсем понятно, какое им найти применение, поскольку они не способны к послушанию. Мы пытаемся направить их в мир искусства.

– Искусство не имеет ничего общего с уровнем интеллекта!

– Это мнение овоща.

– Именно: я, овощ, была человеком искусства.

– Нет, вы были писателем.

– И к какой же группе вы относите писателей?

– Интерес к литературе проявляют любые слои населения. Существуют писатели-овощи, которые пишут для читателей-овощей, писатели 80–100, пустоцветы и так далее. Литература очень полезна для власти, ибо позволяет определить умонастроения разных интеллектуальных групп.

– Я бы хотела быть писателем-воронкой.

– Воронки не читают.

– Вот-вот.

– Лгунья! Вы всегда хотели, чтобы вас читали.

– В моем времени – да. Но писать для определенного интеллектуального слоя, будь он самым низким или самым высоким, мне противно.

– Какие мы нежные! Итак, продолжаю. Существует малая элита, она состоит из тех, чей уровень интеллекта – от 120 до 130. К этой группе принадлежат почти все юристы. Далее – элита, уровень интеллекта 130–150. Это врачи и инженеры. Затем следует большая элита с уровнем 150–190. Это математики и физики.

– Дайте я продолжу. Уровень выше 190 – это гении, такие как вы, Цельсий.

– Да, с той только разницей, что их не называют гениями. Их зовут просто грандами.

– Как в Испании?

– Да, только Испании больше не существует, а этот титул не имеет отношения к благородному происхождению.

– Это я уже заметила.

– Одна из прелестей нашей системы в том, что интеллектуальный уровень Тирана составляет 140. Он даже не входит в большую элиту.

– Да, почти слабоумный.

– Посмотрите лучше на себя.

– Простите, но я в жизни не слышала столь поразительной чепухи, как ваша классификация. Эта ваша нелепая интеллектуально-карьерная шкала – плод вопиющего тупоумия: даже в мою не самую утонченную эпоху никому бы и в голову не пришло внедрять такую примитивную и архаичную систему. И вообще у нас начали поговаривать о бесполезности тестов IQ.

– Знаете, что самое смешное? Если бы я причислил вас к грандам, вы бы сочли эту градацию совершенной.

– А к какой категории вы относите мистиков?

– Мистиков?! А почему не воздушных гимнастов?

– Отвечайте.

– Что за нелепость! Нет больше никаких мистиков. Откуда им взяться?

– А откуда вам знать, что их нет? Это же не профессия, и на лбу у них не написано.

– Ошибаетесь. У мистиков впалые щеки и глаза как у воронок.

– Глупое расхожее мнение. Большинство мистиков выглядели совсем по-другому.

– Но для чего вы хотите знать, что стало с мистиками? Пишете исследование об этнических меньшинствах?

– Мне кажется, что после всех ужасов, о которых вы даже не посмели мне рассказать, вновь возникла потребность в мистицизме.

– Не более чем в холере или чуме.

– А я вот уверена, что мистицизм расцвел буйным цветом. Но настоящий мистицизм, как истинная любовь, не выставляет себя напоказ, поэтому и не попал в вашу классификацию.

– Ваши пустые догадки просто восхитительны. Какая разница, есть мистики или их нет. Знаете, что сказал Сталин, когда ему сообщили о возражениях Ватикана: «Папа? А сколько у него дивизий?»

– Да я вам не про религию, а про мистицизм.

– Тем более. Некоторые религии откровений сумели объединиться в группы давления: так уже бывало, и не раз. Но мистики могут повлиять на будущее мира не более, чем охотники за бабочками.

– Да откуда вам знать?

– Не смешите меня.

– По-моему, если кто из нас и глупец, так это вы. Ни одна наука, ни один ум, даже такой, как ваш, не может позволить себе пройти мимо этой темы.

– Какой?

– Мистицизма. Незримого мира.

– Постойте… Уж не собираетесь ли вы говорить о Боге?

– Нет, это не тема для разговора.

– Тогда о чем вы толкуете?

– О том, о чем не говорят. О тех тревогах, о том, что недоступно нашему разуму и что будоражит нас, о том непостижимом и невыразимом, что слышится в переходах некоторых концертов Баха, что не дает уснуть по ночам и внушает мысль, что мы слепы и глухи…

– Женские штучки.

– Концерты Баха – женские штучки?

– Концерты Баха – произведения гения. Вполне естественно, что они приводят вас в трепет.

– Вот как? А вас, значит, не приводят? Вы сочиняете такие каждое утро, стоя под душем?