Книга Ильин день - Людмила Александровна Старостина

осуществления его замысла существовали два препятствия. Во-первых, фестивальные киносеансы проходили не только вечером, а в течение всего дня, т.е. в то время, когда обычные люди должны быть на работе. Во-вторых, зарплаты молодых ученых не позволяли им купить билеты, например, на пять-шесть фестивальных фильмов. Профессор Дьяченко нашел способ преодолеть оба препятствия. Он сам на свои деньги купил столько билетов, сколько смог, и отпускал своих сотрудников днем с работы в кино. Разумеется, молодые люди были безмерно благодарны своему руководителю за такой невероятный подарок, а он был очень доволен тем, что смог помочь своим ребятам немного приобщиться к современной мировой культуре.

Каждому из своих молодых коллег профессор Дьяченко ставил целью написать кандидатскую диссертацию, продумывал и обсуждал с ними возможные темы научных исследований. Были такие планы и у Анны Ивановны Натчук, руководитель лаборатории видел в ней большую склонность к научной работе. Но этим планам не суждено было сбыться. У Петра Ефимовича случился инфаркт, затем инсульт, он тяжело болел в течение нескольких лет и больше не смог вернуться к активной работе.

Глава 50. ДЕДУШКА-ГОЛУБЧИК

Своего родного дедушку, Ивана Васильевича Смолина, я в живых не застала, он умер незадолго до моего рождения. Пока была совсем маленькая, меня это не огорчало. Ну, нет дедушки – и нет, что же теперь делать? Вокруг всегда было много родственников, я всех любила, и ко мне все были добры и внимательны. Но в какой-то момент я почувствовала, что в моем сердце есть некое свободное место, предназначенное именно для дедушки, а дедушки-то и нет. Мне от этого было грустно.

На мое счастье, брат бабушки, Илья Алексеевич Мордаев, житель деревни Едимоново, часто приезжал к нам в Москву. Они с моей бабушкой, Екатериной Алексеевной, в течение всей жизни были очень близки друг другу, и для нашей семьи было совершенно естественно, что Илья Алексеевич частенько появлялся у нас в квартире, жил по нескольку дней. Мои родители, тетки, другие родственники называли его «дядя Илюша», имя звучало очень ласково, он и был таким, как его имя, добрым, ласковым, всегда готовым поговорить и пошутить с ребенком. Нередко приезжала и его жена Анна Ивановна, для нас – тетя Нюша. И мы, в свою очередь, каждое лето ездили в Едимоново, гостили у них в доме.

Илья Алексеевич всегда был очень внимательным, ласковым к детям. Мне очень захотелось, чтобы дядя Илюша стал моим дедушкой. Я спросила у своей мамы: можно мне называть его дедушкой? Она сказала: «А ты спроси его сама!». Я спросила, он согласился. Таким образом, я приобрела замечательного дедушку, а дед Илья получил еще одну внучку, собственно, я и была его внучкой, только не прямой, а двоюродной.

Моя бабушка, Екатерина Алексеевна, знала и помнила до старости очень много детских стихов, которые, вероятно, разучивали с детьми в школе в конце 19-го века. Пока я была дошкольницей, мы много времени проводили с бабушкой вдвоем, и она часто читала мне эти простенькие, но очень милые стихи, хорошо понятные детскому сердцу. Одно из стихотворений начиналось так:

«Дедушка-голубчик,

Сделай мне свисток!

Дедушка, найди мне

Беленький грибок!».

Далее шли еще несколько четверостиший, из которых было понятно, что деревенские ребята обращаются к какому-то старенькому, одиноко живущему дедушке со своими нехитрыми просьбами. Один из детей, в частности, просит поймать ему белку. Дедушка ласково всех выслушивает и всем обещает выполнить их просьбы:

«Погодите, детки,

Дайте только срок.

Будет вам и белка,

Будет и свисток!»

Я была уверена, что наш дедушка Илья – точно такой же добрый «дедушка-голубчик», как тот, про которого написаны стихи.

Илья Алексеевич был человеком необыкновенно добрым, светлым и, я бы сказала, благорасположенным ко всем, особенно к детям. Он любил пошутить, поиграть с ребятишками, часто придумывал какие-то занятия, соревнования, загадывал хитрые старинные загадки, совсем не те, что мы знали по своим детским книжкам. Летом в их доме, в Едимонове, иногда одновременно гостили трое-четверо внуков, бывало и больше. Детей обычно сажали за стол отдельно от взрослых. 50-е годы были уже достаточно «сытыми» годами, в семьях детей кормили так, как надо, поэтому дети часто не отличались хорошим аппетитом, что называется, «плохо ели». Тем более что за столом, в компании братьев и сестричек, всегда был соблазн отвлечься от еды, поболтать, пошалить. А для мам и бабушек задача состояла в том, чтобы ребята побыстрее съели все, что положено, отправлялись дальше по своим делам и не мешали взрослым.

Дедушка Илья, видимо, с удовольствием смотрел на веселую компанию ребятишек, сидящих за столом, и все время придумывал какие-то игры, призы для тех, кто быстрее всех съест суп или кашу. В это время младший сын дедушки Ильи, наш общий дядя Витя, служил во флоте. Фотография дяди Вити в матросской форме стояла на видном месте, и все очень гордились тем, что в нашей семье есть такой красавец-моряк. В доме имелись столовые ложки, на ручках которых был рисунок, напоминающий ленточки на матросской бескозырке. Дедушка Илья объявил детям, что это специальные матросские ложки, и тот из ребят, кто сегодня справится с супом или кашей быстрее всех, завтра будет есть суп матросской ложкой. Разумеется, каждому хотелось заслужить право есть именно матросской ложкой, и сегодняшние, не-матросские ложки быстро-быстро мелькали над тарелками с недоеденным супом. Дедушка был очень доволен. И таких примеров можно было бы привести множество.

Илья Алексеевич работал сельским почтальоном. Три раза в неделю он ездил в большое село Юрьево-Девичье, где находилось ближайшее почтовое отделение, «за почтой» и забирал там почтовые отправления, предназначенные для жителей Едимонова. Вернувшись домой, он тщательно разбирал привезенную «почту» и потом разносил письма, газеты, журналы по адресатам. Для поездок «за почтой» у дедушки была специальная, видимо, старинная коляска на двух высоких деревянных колесах – двуколка. Верхняя «пассажирская» часть двуколки представляла собой что-то вроде широкого диванчика, на котором могли удобно разместиться два седока. В те дни, когда нужно было ехать «за почтой», Илье Алексеевичу выделяли колхозную лошадь. Рано-рано утром он обычно шел за лошадью, ловко и быстро впрягал ее в свою коляску, брал в руки вожжи и отправлялся в путь. Дорога в Юрьево-Девичье была все той же лесной дорогой, по которой много десятков лет назад мчался свадебный кортеж князя Голицина, а отец Ильи Алексеевича, тогда еще неженатый Алексей Мордаев, принимал участие в устройстве праздничной иллюминации в окрестном лесу.

К чему я вспомнила про дорогу в Юрьево-Девичье? К тому, что