Книга Полночь! Нью-Йорк - Марк Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, спутал ее с другой женщиной.
Воспоминания Чарторыйского доказывали одно: выпивка не повредила его память. Так что же он имел в виду, чтоб ему провалиться?!
37
Прекрасно снова жить…
– Мое восхищение Чарторыйским сильно поуменьшилось, – объявила Лоррен. – Мерзкий тип.
– А мне он показался трогательным, – не согласился Лео. – Удивительно, что он так возился с тобой в детстве… Ты что-нибудь помнишь о том времени?
– Я все забыла, но когда он начал рассказывать… Странно, правда? Ладно, возвращаемся в Нью-Йорк?
– Едем к моим родителям. Хочу прояснить эту историю до конца. Узнать, когда и как познакомились Чарторыйский и мать с отцом, почему они никогда мне об этом не рассказывали.
– Ничего себе крюк!
– Зато выспимся как люди.
– Попросишь разные спальни?
Она сразу пожалела о вылетевшей фразе, хотя Лео ее проигнорировал. Лоррен смотрела на его профиль и угадывала волнение, несмотря на отсутствие реакции. По радио Элтон Джон пел «Don’t Go Breaking My Heart»[148].
Они ехали по дороге, идущей вдоль шоссе 25А и Нижнего Бейкер-пруда. Выкатившееся из-за туч солнце подсвечивало водную гладь.
– Останови машину, – вдруг попросила она.
– Зачем?
– Остановись!
Он затормозил на обочине пустой дороги, включил аварийку, повернулся к Лоррен, оставив ладони на руле, и спросил:
– В чем дело?
– Хочу, чтобы ты поцеловал меня, сейчас же, немедленно.
Лео моргнул, светлые глаза заблестели ярче, но он колебался, потом снова закрылся:
– Лоррен…
– Проклятье, Лео, почему нам так трудно вести себя по-взрослому, как двум людям, которые хотят друг друга: я чувствую твое желание, несмотря на этот вид побитой собаки, Лео Ван Меегерен, и я… я тоже хочу тебя. Так во что мы играем, зачем ходим по кругу, соблюдаем дистанцию? Можешь ответить?
Она говорила слишком громко, почти кричала, поддавшись гневу, и заметила, что пробила его защиту. Наконец-то.
– Лоррен, послушай…
– Нет, это ты послушай! Я знаю, что ты пытаешься меня оттолкнуть и сейчас начнешь перечислять аргументы. Класть я на них хотела! Ответь на единственный вопрос: я тебя больше не привлекаю и поэтому между нами все кончено или ты боишься ранить меня, причинив боль в будущем?..
Лео молча смотрел на Лоррен с бесконечной печалью, и она поняла, что готова отступиться.
– Лоррен, все не так просто, позволь, я…
– Заткнись!
– Что-что?
В его глазах появилось удивление. Она собрала в кулак всю волю и храбрость, сделала глубокий вдох и выложила все, что было на сердце:
– Заткнись и поцелуй меня. Я больше не маленькая грустная девочка, о которой лопотал старый сумасшедший. Не веди себя как дебильный мачо, защитник и покровитель. Ненавижу этот дерьмовый патернализм. Хочу прожить вместе все то время, что тебе отпущено. Хочу пользоваться каждым мгновением, чтобы они остались в моей памяти и не были испорчены твоим страхом за меня и боязнью завтрашнего дня. Будь мужчиной, сволочь!
Она плакала, не скрывая слез. Рыдала горючими слезами.
– Все? – мягко спросил он.
Она кивнула, зажмурившись, не в силах сдержать слезы.
– Да.
Лео разжал пальцы и отпустил руль. Посмотрел в глаза Лоррен.
И вдруг… И вдруг его ладонь коснулась мокрой щеки Лоррен и смахнула слезинку. Он наклонился, прижался губами к ее губам. Сначала поцелуй был только нежным, но очень быстро стал страстным, плотоядным, проникающим вглубь души. Каждый отдавался, забывал о себе, помнил лишь губы и язык другого… Снова пошел дождь, но солнце то и дело пыталось пробиться сквозь влажную пелену и одарить влюбленных сиянием.
38
Было так легко жить день за днем.
– Ты хорошо целуешься, Ван Меегерен.
– Ты тоже, Демарсан.
– А руку совать мне между ног было обязательно?
– Ты вроде не возражала?
Она засмеялась. Поцеловавшись, они стали звать друг друга по фамилии. С межштатной автомагистрали 91 они перебрались на шоссе 103 и поехали на запад, потом по 11-му и 7-му на юг и добрались до Кэтскиллов.
На путь от Вентворта до дома родителей Лео они потратили три часа сорок пять минут.
Во дворе стояла маленькая машина Китти.
– Ого… – испуганно произнесла Лоррен. – Кажется, вся семья в сборе…
Он улыбнулся:
– Трусишь, Демарсан?
– Сильно.
– Все будет хорошо. Ты француженка, отец будет смотреть на тебя так, словно ты сошла с картины какого-нибудь импрессиониста, а сестра – как на бутылку лучшего марочного вина.
– Зови меня Лоррен Ренуар, – попросила она.
– Ты – моя Берта Моризо[150], – ответил он и поцеловал ее еще раз.
Она взлохматила ему волосы:
– Идем, они наверняка глазеют на нас в окно.
– Развратница…
– Ты не лучше, Ван Меегерен.
Кое-где на полях еще лежал снег, но бо́льшую часть дождь уже смыл. На телефон Лео пришло сообщение. Он повернул экран к Лоррен, и она увидела салон лимузина Гонзо, украшенный гирляндой из крошечных лампочек. Сзади, на диване, сидел пассажир, которому там совершенно нечего было делать: кокер-спаниель. Он смотрел в камеру, свесив из пасти длинный розовый язык. Комментарий гласил:
Он обожает Энрике Иглесиаса.
Мать Лео встретила их на пороге с улыбкой, но он знал, что ее внутренний компьютер анализирует параметры Лоррен, – анализирует и делает выводы. К концу вечера она поставит диагноз – конечно же, благоприятный. Он вспомнил слова Чарторыйского о «самой красивой женщине в мире» и снова почувствовал тревогу. Неужели старик и правда знал его мать?
– Познакомьтесь с Лоррен, – сказал он, входя в гостиную, где собрались его отец, сестра и племянник. – Она француженка, из Парижа. – Других подробностей он не добавил.
– Да здравствует Франция! – провозгласил Рассел Ван Меегерен и низко поклонился, успев оценить и одобрить увиденное. – Мы двадцать лет не были в Париже. Помню, в последний раз в музее Орсе была выставка Мондриана, а первого мая на улицы столицы вышел миллион человек.
Он посмотрел на жену и дочь.
– Кстати, неплохая идея – снова повидать Париж, согласны? Я схожу в Зал для игры в мяч[151] и в Лувр. Потом съездили бы в Бон на ежегодный винный аукцион Оспис. И Тим никогда не видел этот дивный город, – добавил он, бросив взгляд на мальчишку, сидевшего за игровой консолью.
– Оспис де Бон – в ноябре, папа, – заметила Китти. – Ты правда хочешь увидеть Париж в ноябре?
– Хемингуэй говорил: «Париж – это праздник, который всегда с тобой…»
– Простите за прошлый раз, – сказала Китти, обращаясь к
