Книга Кыыс-Хотун - Анастасия Саввична Сыромятникова

конце концов, продашь опять тому же Хохунче или Куонаскы.

— Не бывать этому! — Буокай попытался приподняться, но ноги его не держали.

— Надумаешь — приходи, — сказал торгаш, выпроваживая пьяного старика на мороз…

Такая история случилась накануне со стариком. Торгаш ему не понравился. «Ненадежный человек», — подумал он…

— Так ты его знаешь? — как бы с упреком спросил Буокай девушку.

— Наверно, да! Кто же мог приехать за мной, как не Василий! Кто еще обо мне вспомнит? — словно в бреду, твердила Нюргуна. Щеки ее порозовели, глаза блистали. — Позови его скорей!

Буокай, пожав плечами, вышел. Нюргуна вскочила и стала лихорадочно примеривать украшения, с которыми когда-то в последний путь отправила ее Хоборос. Серебро нежно зазвенело у нее на груди и плечах. Нюргуна взмахнула руками и исполнила какую-то странную пляску, не отрывая ног от пола.

— Что это ты вырядилась? — услышала она за спиной удивленный голос Мироновны.

— Мироновна! Голубушка! — бросилась Нюргуна ей на шею. — За мной приехали!

— Кто?

— Тот, кого я ждала.

— Приходил сюда?

— Скоро придет.

— Что-то я не слыхала ни о каком приезжем… Разве тот купец… Ты о нем, что ли?

— О нем, Мироновна! Он не купец, он меня ищет!

— Не знаю, не знаю… — с сомнением произнесла старуха. — По всем слухам — торгаш, да еще и жадноватый. Люди говорят, шкурки за бесценок берет. Обдирает тундровиков наших.

— Врут люди! Он нарочно торгует, для вида! Услышал, что я здесь, и примчался.

— Смотри, дочка, твое дело. Только я тебе одну сказочку расскажу. Хочешь послушать?

— Рассказывай! — откликнулась Нюргуна, поглядывая в осколок зеркала, мерцающий на стене.

— Было это не вчера и не позавчера — давно было, — неторопливо начала Мироновна. — Говорят, шнырял в верховьях Вилюя богатый купец из Якутска. Куда только жадность не заведет! Ну, и попал однажды в беду, заблудился в тайге. От страха-то чуть не спятил. Хорошо, нашлись люди, приютили. Однако бедные были люди… Угостить купца и то нечем. Достал торгаш из сумы лепешку, съел, да и на боковую. В полночь снится ему, будто встал хозяин юртенки, стал варить саламат[31] мясо. Рассердился гость во сне. «Вот какой жадина», — думает. Вдруг садится ему на плечо птичка клест и человеческим голосом бает: «Девочка, которую в этом доме увидишь, — будущая жена твоя». Замахнулся купец на птичку, чтоб убить, да и проснулся. А утром хозяин ему говорит: «У нас в полночь дочка родилась». Вспомнил купец свой странный сон, думает: «Неужели женюсь на дочери таких бедных людей?» Отрезал несколько аршин ситца, дал хозяевам. «Уступите мне вашу девочку, я ее воспитаю, выращу, богатой будет». Нищим людям лишний рот — обуза. Обрадовались, завернули ребенка в тряпье и дорогу купцу указали. Поскакал купец. Проехал с десяток верст — заплакал младенец. Взял купец да и швырнул девочку в снег.

— Неужели? — расширились глаза у Нюргуны.

— Истинно так. Нашел ребенка чужой человек, везший домой дрова. Старый был человек, старый… Взял девочку себе. Выросла красавица, каких свет не видал. Как-то приехал к ним купец средних лет, увидел девушку, и закружилась у него голова. Свататься стал. А девушка соглашается при одном условии: «Отвези меня в Якутск, на полгода свадьбу отложи и дай мне полную свободу. Хочу одного человека найти. Он меня ребенком в снег бросил, оттого я ногу отморозила, видишь — двух пальцев нет. Хочу ему сделать то же самое». Как услышал это жених — онемел.

— Как онемел?

— Да так вот! Не может языком пошевелить. Посмотрела на него девушка с презрением — догадалась. «Уберите этого дурака», — сказала…

— Вот видишь, как хорошо все кончилось!

— Так это же сказка, милая. В жизни всегда страшней.

— Ох, не пугай меня, Мироновна! Люди идут!

— Помни сказку!

В дом через открытую дверь хлынул морозный туман. Вошли трое. Один из них был Буокай, другой, высоченный и толстый, как бочка, — лекарь, третий… Кто же третий? Василий? Нюргуна задохнулась от волнения. Дверь хлопнула, туман осел, вошедшие сняли шапки, и тогда Нюргуна увидела, что Василия среди них не было.

— Отец… — прошептала она. — Ты же обещал привести…

— Вот я и привел, — пьяно улыбаясь, откликнулся Буокай и почти упал на табуретку.

— Наш гость — купец Аким Атласов, большой барин с большой реки Алдан! — загромыхал лекарь, хлопая купца по плечу. — А может, ты и не барин? Просто добрый человек?

— Не богатый, но и не бедный, — заплетающимся языком проговорил Атласов. — Сам проживу и семью прокормлю… и еще останется.

— Кыыс-Хотун! — повернулся к ней лекарь. — Скажи, кто тебя вылечил, вторую жизнь дал? Я. Значит, я тебе вместо отца родного. Ты меня слушайся. Это чучело забудь! — махнул он в сторону ослабевшего Буокая. — Не я буду, если не сосватаю за этого молодца. Смотри, каков! Отчаянной смелости человек! Каждый год приезжает в нашу глухомань, не боится! Он на днях на Алдан свой отправляется. Поезжай с ним!

Он на руках тебя до Алдана донесет. Если, конечно, брыкаться не будешь. Не так ли, Акимушка?

— Ээ, такую девку готов куда угодно нести, — глазки купца плутовато сощурились. — Твоя правда, Угунский, хороша девушка!

— Ну как, дорогуша? Конечно, купец он так себе, у других на побегушках, — продолжал «сватовство» лекарь. — Зато челове-ек хо-роший. За таким как за каменной стеной!

Ошеломленная Нюргуна плохо понимала его. Где Василий, почему его нет? Наконец страшная правда дошла до ее сознания. Василия нет потому, что его и не было. Она неправильно истолковала слова Буокая. Как могла она вообразить, что Василий приедет за ней под видом купца? Всякий торг вызывал в нем отвращение. Недаром же Хобо-рос так злилась на мужа…

— Где эта старуха? Опять печка пуста. Жена, дров принеси! — закричал лекарь. Он открыл дверцу. Набитая дровами печка выстрелила горящим угольком.

— Ай! — завопил лекарь, потирая обожженную руку. Вид этого огромного человека, прыгавшего на одной ноге от боли, был так смешон, что Нюргуна не могла удержаться от улыбки. — Ну, ничего не поделать, придется лечиться. Лекарь не должен болеть, иначе ему никто не будет верить. Уу, толстуха, натопила до отупения.

Он погрозил перегородке кулаком и полез в угол за бутылкой спирта.

Из-за перегородки вышла Мироновна.

— Опять нализался? Все тебе мало. Постыдился бы чужих!

— Не твое дело, старая! Настрогай-ка лучше рыбки. Живо!

Мироновна, недовольно ворча, пошла за мороженой рыбой.

— Еще и бурчит! Смотрите на нее, люди добрые! Сама натопила так, что чуть без руки не остался, и еще лечиться не дает! — бушевал лекарь.

Вскоре на столе появилась строганина, зазвенели стаканы. Разговор становился все беспорядочней и оживленней. Нюргуна сидела в углу,