Книга 40 градусов в тени - Юрий Гинзбург

остальную сумму решили использовать для покупки новой машины. Работа была закончена как раз вовремя, поскольку по ее окончании Игоря вызвал Вольф, который заявил, что есть важное и срочное дело: надо спроектировать и изготовить стенд для испытания надувного моста для переправки тяжелой техники через мелкие речки, ручьи и овраги и испытать образец моста. Мост был разработан одной известной английской фирмой и планировался к производству в одном из кибуцев на севере Израиля.

Профессор, конечно, знал, что, согласно известному анекдоту, евреям делают обрезание, но что до такой степени… – он слышал про пресловутую израильскую хуцпу, но чтобы до такой степени…

– Дани, ты читал мою биографию? Там где-нибудь есть слово «мост»? В твоей команде кто-нибудь понимает что-нибудь в мостах? Как мы можем браться за такую работу? Я даже вообразить себе не могу надувной мост, как Василий Иванович Чапаев не мог вообразить на экзамене по математике квадратный трехчлен! – Тут профессор с трудом растолковал Вольфу по-английски известный анекдот о том, как Чапаеву попался на экзамене вопрос «Написать формулу квадратного трехчлена» и тот пожаловался экзаменатору, что он не может не только написать, но даже вообразить себе такое.

Вольф изрядно посмеялся, но всё это ни на секунду не поколебало его решимости браться за испытания моста.

– Это в тебе имперское мышление говорит, мы не СССР и не Америка, и даже не Германия. У нас единственное высшее техническое заведение – Технион. Естественно, к нам обратились с такой просьбой, причем, заметь, платят хорошие деньги. Как мы можем отказаться?! Даже и не думай!

Он снял трубку и вызвал человека, отвечающего за материально-техническое снабжение:

– Шмулик, видишь этого типа? Доставай ему всё, что он попросит, деньги есть.

Профессор с большой опаской посмотрел на Шмулика, облаченного, несмотря на прохладную погоду, в традиционные израильские шорты-трусы, драные кеды и байковую рубашку. Что такой Шмулик может достать?

Вольф, заметив его взгляд, улыбнулся:

– Напрасно сомневаешься, Шмулик – гений снабжения.

И он оказался абсолютно прав – капитализм в сочетании со Шмуликом работал превосходно. Профессору вспомнился советский дефицит на всё, проблемы доставания каждого болта, и ему стало стыдно за свои сомнения.

Уже на следующий день упакованный в разобранном виде мост лежал во дворе, и представители кибуца вручили Игорю весь комплект технической документации. Интернет тогда находился в относительно зачаточном состоянии, и после изучения немногих материалов на русском и английском профессор отправился в библиотеку, где заказал ряд публикаций и несколько книг за рубежом. Затем он встретился с израильскими армейскими саперами и обсудил с ними ситуацию, включая получение понимания того, какие точно надежды возлагают военные на этот мост.

Примерно в это время профессор наконец-то получил приглашение прибыть в Тель-Авивское отделение ШАБАКа на собеседование. Оно проходило в небольшом кабинете, где присутствовало три сотрудника Русского отдела. Два из них, более молодых, прилично, правда, несколько «книжно», изъяснялись на русском. После нескольких дежурных вопросов, на которые Игорь уже отвечал технионовскому сотруднику ШАБАКа, ему было сказано прямо:

– Вы жутко подозрительный тип, вы, будучи беспартийным евреем, совершили очень успешную карьеру, защитили докторскую диссертацию – а мы знаем, что такое советская докторская в сравнении с западной степенью, вы работали в оборонной сфере, и, наконец, эта ваша фантастическая поездка на машине с Урала в Израиль… Всё это наводит нас на грустные мысли.

– Ох, а меня-то на какие грустные мысли наводит, – сказал профессор и, видя недоуменный взгляд собеседников, пояснил: – Я имею в виду, правильно ли я сделал, эмигрировав в Израиль. Теперь давайте по порядку. Давайте вообразим, что я агент КГБ или, скажем, ГРУ – мне бы сделали отличную биографию, отправили сюда на самолете, и не было бы у вас никаких подозрений. Так? Другой вопрос: скажите честно, насколько хорошо вы знаете советскую послесталинскую историю, насколько хорошо вы понимаете, как работал пресловутый советский государственный антисемитизм? Или у вас обычное израильское поверхностное понимание? Так вот, имейте в виду, что был у советских евреев золотой период, который начался с момента прихода Хрущева к власти и закончился Шестидневной войной. В этот период государственный антисемитизм был минимальный, и я как раз закончил институт в 1963 году. Только после войны 1967 года начался новый период, связанный с усилением антисемитизма и вытеснением евреев из армии, милиции, оборонных предприятий, учреждений МИДа и прочее.

– Не могли бы вы рассказать чуть подробней о вашем взгляде на антисемитизм в СССР? – вмешался на английском в разговор третий сотрудник, который хотя и не говорил по-русски, но, видимо, достаточно много понимал.

– Почему нет, могу рассказать. Если подходить сугубо формально, то никакой дискриминации евреев в СССР в этот период не было. Так, например, в 1989 году процент лиц с высшим образованием среди евреев СССР составлял 43,3, в то время как среди других национальностей Советского Союза этот показатель составил 12,1 процента. На самом деле дискриминация фактически была, однако антисемитская политика партии и правительства как внутри страны, так и на международной арене не основывалась на каких-либо официальных решениях, и никто не видел писаного документа правительства и Центрального комитета на этот счет. В отличие от фашизма, где антисемитизм был сформулирован в виде законов, в СССР антисемитские действия основывались на устных указаниях или иносказательно сформулированных тезисах в печатных партийных документах. Эта особенность антисемитизма в СССР объясняется наличием надгосударственной структуры, каковой была коммунистическая партия. Поскольку руководители всех без исключения государственных учреждений являлись, как правило, членами партии, то они были обязаны подчиняться указаниям ее руководства. Поскольку четких письменных указаний не было, реальная политика на местах определялась ментальностью руководителя того или иного масштаба, стоящего в тот момент у власти, и его ближайшего окружения. Более того, уровень антисемитизма отличался в различных районах страны. Достаточно влиятельные руководители могли не соблюдать антисемитские устные указания и оставлять на службе, а также принимать евреев, требуемых для успешной работы. Так было всегда. Например, перед Второй мировой войной, во время войны и сразу после в промышленности работало непропорционально много евреев на должностях различного уровня, поскольку необходимость обеспечения военного превосходства не давала возможности заменить евреев на кадры «коренной» национальности. Их просто не было. Чрезвычайно распространенной практикой брежневского периода было назначение директоров из лиц «коренной» национальности, в то время как заместители и основные специалисты были евреи. Эти евреи часто становились исполняющими обязанности директора вследствие смерти русского руководителя или его ухода на другую работу. Иногда их потом утверждали на этой должности. Таким образом, имело место некоторое противоречие: с одной стороны, евреям ставились препоны, с другой стороны, в важнейших отраслях