Книга Мифы и легенды старой Одессы - Олег Иосифович Губарь

Одесский мещанин Симеон Гниляк и его супруга Ирина. Фомины хутора. Тут сложнее, поскольку Фомины — чересчур распространенная фамилия, как и имя Фома. Если бы я стремился подогнать свои выкладки под некую схему — в чем меня, вероятно, станут обвинять! — я бы мог в первую очередь назвать представителей старообрядческого семейства, но я хочу быть абсолютно непредвзятым. Поэтому скажу, что многие основатели и устроители сказанных хуторов — этнические украинцы. Но зачем же делать из мирных трудолюбивых сельчан, хуторян опереточных казаков, фальсифицировать историю?

А что же казаки? В 1797 году на территории, принадлежавшей тогда Одессе, дислоцировалось «Войска Черноморского чиновников и казаков, семейных и холостых — 404». Однако все они находились вне ведения Городского магистрата, то есть не вступали в городское гражданство, не платили налогов в городской бюджет, подчинялись своему начальству, были оставлены для локального воинского усиления, когда сформированное в 1792 году Черноморское казачье войско (регулярное воинское соединение российской армии) перевели на Дон. Черноморцы принимали участие в следующих военных кампаниях, так что никаких претензий к ним нет и быть не может. Однако незачем приписывать им того, чего они не делали. Отдельные из них, к слову, впоследствии становились жителями предместий и города, вступив в брак с одесскими мещанками. Справедливости ради замечу, что один из них, казак Черноморского войска Максим Шаменко, всё же владел небольшим домом в самом городе, но летом 1804 г. перепродал другому лицу.

Пару слов о так называемых казацких мальтийского типа надгробных крестах. Это стандартные, типичные надгробья первых десятилетий позапрошлого столетия, наиболее экономичные в обработке, недорогие, общедоступные. Сохранились снимки таких же крестов и на Старом кладбище Одессы, причем с надписями кириллицей, латиницей, а равно и греческими буквами. Погребённые — представители разных этносов, вероисповеданий, социального состояния. Разумеется, среди лиц, увековеченных подобными памятниками, были и черноморские казаки.

Почему очень значительное число основавших все эти хутора одесских мещан составляли именно этнические украинцы? Потому что записывавшиеся в одесские мещане переселенцы из украинской глубинки привыкли к сельскому труду, обладали соответствующим опытом, стремились найти себе наиболее оптимальное применение, позволяющее наилучшим образом реализоваться, достичь успеха, в том числе, материального. Хуторяне постепенно обретали и новые специфические навыки, в частности, включились в ломку камня-известняка (см. чуть ниже) — основного строительного материала, потребляемого разрастающейся Одессой.

Я что хотел сказать? Переписчики истории делают себе и соотечественникам медвежью услугу, тиражируя разного рода глупости и нелепицы. Никто (я уж точно) не собирается умалять роль этнических украинцев в цивилизации Дикого Поля, его хозяйственном освоении, однако достоверная, академическая история — прочный базис будущего, широкая перспектива, а неумело состряпанные фальшивки — удел недалеких временщиков.

Сюда же уместно подверстать следующий лаконичный информационный блок.

Не раз сообщал уже о первостроителях Одессы, тех чудовищных обстоятельствах, в которых им приходилось создавать город. Их имена уже увековечиваются мемориалом на территории 1-го городского кладбища. Но тут ещё другой, особый случай: говорю о рабочих каменоломен, многие из них гибли в ходе своей трудной и очень опасной работы по снабжению формирующегося города строительным материалом. Скрупулезно выискиваю их имена с убежденностью в том, что и они должны быть увековечены неким локальным мемориалом, памятным знаком, возможно, в том же Нерубайском. Вот некоторые из этих забытых камнерезов из Нерубайского, Уса-това, Фоминых хуторов, возраст от 19-ти до 60-ти. 1814–1824 гг.: Антон Ренецкий, Иаков (фамилия не указана), Григорий Карабинович, Николай Письменный, Алексей Малюта, Матфей (фамилия не указана), Иван Безызвестный, Иван Старик, Даниил Середенко, Игнат Яблонский, Дорофей Матвеевич Бурлака, Прокофий Семенов, Константин Крайко, Григорий Поляков, Никита Герасименко, Семен Оспа, Иван Попов.

Внучатый племянник

Два заблуждения относительно Дюка: о том, что он будто бы внучатый племянник знаменитого кардинала и что Ришелье «французский эмигрант». Опровергнув контексте.

Никогда не было в Одессе более почитаемой фигуры, нежели дюк де Ришелье — «домашний герцог одесситов», как очень метко назвал его когда-то поэт Юрий Михайлик. Уходили и приходили люди, время ломало памятники, уничтожало погосты и дома, но этот монумент устоял вопреки всему. Хотя был, надо признать, момент, когда судьба «Дюка» висела буквально на волоске. Пламенный борец с «безродными космополитами», тогда директор публичной библиотеки и «краевед» В. А. Загоруйко, усердно добивался демонтажа этого символа города.

В чём же заключается феномен личности Ришелье? Почему по большей части безответственная и не чересчур благодарная человеческая память сделала для‘него исключение? Ответ на этот вопрос прямо и однозначно прозвучал ещё в дореволюционной России: «Гуманность и культурность — весьма редкие на высших административных постах империи, — как раз и составляли сущность Ришелье как руководителя и человека». Никто не сделал больше для Одессы и одесситов, чем Дюк. Даже М. С. Воронцов, который, несмотря на всю свою масштабность, следовал уже в русле начинаний своего выдающегося предшественника, развивал и дополнял их. Это Ришелье открыл город Европе и миру, чем всё и сказано исчерпывающе.

Пользуясь неограниченными полномочиями, дружеским расположением российского монарха, значительными бюджетными средствами, Дюк заложил основы инфраструктуры Одессы как крупнейшего пункта транзитной торговли между Востоком и Западом. Это он наладил хлебный экспорт, пригласил и помог обустроиться колонистам-аграриям из Германии, Франции, Швейцарии и других стран, превратил Одессу в европейский город, освободил от непомерных налогов, сформулировал идею порто-франко, реализованную уже при его преемнике, Ланжероне. Блюдя интересы и государственные, и региональные, Ришелье добился того, что хлебная торговля России и Турции, хотя и опосредованно, не прекращалась даже тогда, когда они находились в состоянии военных конфликтов. Это он спасал город и край от свирепой чумы, рискуя жизнью, лично посещал зачумленные кварталы, дома, карантины, ободряя горожан, снабжая их продовольствием и всем необходимым. Это Дюк отдал все деньги, заработанные на службе в России, для создания в Одессе наиболее значительного на Юге учебного заведения — Лицея, второго в державе после Царскосельского. Это он построил Городскую больницу и театр, в котором выступали лучшие в империи оперные труппы. Можно утверждать, что на этой южной окраине России с его подачи возник подлинно европейский портовый город со всеми атрибутами — самоуправлением, биржей, коммерческим судом, карантином, транспортными морскими конторами, страховыми и банковскими учреждениями, благотворительными, учебными, культурными заведениями и др.

Одиннадцать лет (1803–1814) Ришелье прожил в небольших помещениях, на первом этапе «меблированных» табуретами и топчанами без лакового покрытия, в обстановке, лишённой намека на роскошь. Его рабочий день продолжался чуть ни 17 часов. Всё делопроизводство он фактически вёл сам, причем ответные документы составлял на тех языках, на каких к нему обращались. Питался Дюк очень скромно, а немногочисленную канцелярию содержал за свой счет.