Книга Темное пламя - Алисон Ноэль

— Ава мне назначила что-то вроде поста, — смеюсь я. — Только духовного. Она говорит, после этого я стану… Другой. Обновленной, лучше прежнего.

— Мне казалось, вчера тебе уже стало лучше? По крайней мере, так ты мне говорила в Летней стране.

Я киваю. Правильно, думать нужно о нашем с Дейменом путешествии в Летнюю страну, а не о том, как Джуд нашел меня у моста после ужасной сцены с Романом.

— Сейчас я чувствую себя еще лучше! Сильной, как прежде.

Я должна во всем признаться. Это своего рода ритуал очищения, нечто вроде программы «двенадцать шагов» для наркоманов и алкоголиков. Да я и была вроде наркоманки — не могла в одиночку справиться с пагубной привычкой.

— Ава говорит, я подсела на негативное отношение к жизни. — Смотрю в лицо Деймену, заставляя себя не отводить глаза. — Дело было не в магии и не в Романе. Я зациклилась на своих страхах, постоянно перебирала мысленно все плохое, что случилось в моей жизни. Ну, ты знаешь — все ошибки, неправильные решения, и то, что мы не можем быть вместе, и всякое другое разное. Этим я притягивала все темное и печальное… И в конце концов притянула Романа, а от тех, кого люблю, отгородилась. От тебя, например.

С трудом сглотнув ком в горле, придвигаюсь ближе. Сознание заходится криком: «Скажи ему! Скажи, откуда такой вывод! Что случилось между тобой и Романом. Признайся, насколько тьма завладела тобой!»

И в то же время какая-то часть сознания говорит совсем другое, и ее-то я предпочитаю услышать. «Ты и так уже достаточно сказала. Хватит, надо двигаться дальше! Никому не нужны отвратительные подробности».

Деймен берет меня за руки и привлекает к себе. Отвечает на вопрос в моем взгляде:

— Я прощаю тебя, Эвер. Я всегда тебя прощу. Знаю, признание далось тебе нелегко, и я это по-настоящему ценю.

С трудом перевожу дух. Сейчас или никогда… Лучше пусть он услышит все от меня, а не от Романа. И тут Деймен проводит рукой по моей спине. Все мысли тают, я ничего уже не помню, кроме его прикосновения. Теплое дыхание овевает щеку, губы Деймена почти дотрагиваются до моего уха, по коже бегут мурашки, и с головы до ног окатывает волна жара. Деймен находит мои губы. Между нами трепещет неизбежное защитное поле, но я больше не желаю мучиться из-за него. Я его просто не замечаю. Буду радоваться тому, что есть.

— Хочешь порезвиться в Летней стране? — шепчет он полушутя, полувсерьез. — Ты будешь музой, а я — художником, и…

— И ты зацелуешь меня, а картина так и останется незаконченной?

Я со смехом отталкиваю Деймена, он тянет меня к себе.

Потом улыбается.

— Я тебя уже написал. Это единственная моя картина, которая мне по-настоящему дорога. — И, перехватив мой непонимающий взгляд, добавляет: — Помнишь, та, что осталась в фонде Гетти?

— А, да!

Воспоминание о той волшебной ночи вызывает улыбку. Деймен тогда нарисовал меня ангельски прекрасной, я подумала даже, что не заслужила такого. Сейчас больше так не думаю. Если и вправду, как говорит Ава, подобное притягивается подобным, я лучше буду тянуться к уровню Деймена, а не Романа, и начну немедленно.

— Наверное, портрет хранится где-нибудь в подвале, в секретной лаборатории без окон, без дверей, и ученые искусствоведы съезжаются со всего мира, чтобы его изучать. Все ломают голову, откуда он взялся и кто автор!

— Ты так думаешь?

Идея Деймену явно нравится.

Я прижимаюсь губами к его виску, пальцы играют воротником шелкового халата.

— А когда мы будем отмечать твой день рождения? И как мне состязаться с твоим чудесным подарком?

Деймен отворачивается. Кажется, его вздох идет из самой глубины — не в физическом, а в эмоциональном плане. Сколько в этом вздохе грусти и сожалений… Воплощенная меланхолия.

— Эвер, не беспокойся о моем дне рождения. Я не праздновал его с тех пор, как…

С тех пор, как ему исполнилось десять. Ну конечно! Ужасный день, что так хорошо начался, а закончился тем, что на глазах у Деймена убили его родителей. Как я могла забыть?

— Деймен, я…

Он взмахом руки обрывает мои извинения. Подходит к собственному портрету кисти Веласкеса — там Деймен изображен верхом на белом жеребце с пышной курчавой гривой. Дотрагивается до уголка резной золоченой рамы, поправляет ее, хотя в этом явно нет необходимости.

— Не извиняйся, — говорит Деймен, по-прежнему не глядя на меня. — Просто, когда живешь так долго, пропадает желание отмечать каждый прожитый год.

— Со мной тоже так будет?

Мне трудно представить, что я стану равнодушно относиться к дню рождения или, хуже того, забуду, на какое число он приходится.

— Нет, я этого не допущу! — Деймен оборачивается, и его лицо проясняется. — Для нас с тобой каждый день станет праздником, обещаю!

Я чувствую его искренность и все же качаю головой. Несмотря на решение больше думать о хорошем, жизнь есть жизнь. Бывают в ней и трудности, и тяжелые минуты. Мы неизбежно совершаем ошибки, учимся на них, одерживаем победы и переживаем разочарования. Не может каждый день быть полон незамутненного веселья. Я наконец-то это поняла, и ничего тут страшного нет. Как выяснилось, даже в Летней стране есть свой темный уголок.

Знаю, я должна ему сказать. Почему до сих пар не рассказала? Тут у меня звонит мобильный. Мы с Дейменом переглядываемся и кричим:

— Угадай!

Иногда мы играем в такую игру — меряемся экстрасенсорными способностями. На ответ дается одна секунда.

— Сабина!

Логика подсказывает мне, что она проснулась, увидела мою пустую постель и теперь методично выясняет, похитили меня или я сама ушла.

Долей секунды позже Деймен произносит:

— Майлз.

В его голосе не слышно веселья, и глаза тревожно темнеют.

Вынимаю телефон из сумочки, и точно: на экранчике снимок Майлза в полном сценическом костюме Трейси Тёрнблад, в эффектной позе и с улыбкой до ушей. Я сама его сфотографировала на спектакле.

— Привет, Майлз!

В трубке жужжит, потрескивают помехи, как всегда, когда звонят через Атлантику.

— Я тебя разбудил? — доносится издалека. — Если да, радуйся, что ты не на моем месте. У меня весь режим сбился напрочь. Сплю, когда надо бы есть, ем, когда надо бы… Нет, по этой части грех жаловаться — я же в Италии, еда тут обалденная! Я все время что-нибудь жую. Вообще не представляю, как у них получается при таком питании настолько классно выглядеть. Это просто нечестно! Еще парадней «дольче вита»[4], и меня разнесет так, что в дверь не пройду, и все равно — мне нравится! Серьезно, здесь потрясающе! А который у вас час?

Оглянувшись и не найдя поблизости часов, отвечаю неопределенно: