Книга Оператор моего настроения - Лана Муар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не, ты не смотри, что без кольца. Я куплю, без базара.
— Я подумаю и отвечу, — замолкаю на секунду, наткнувшись на выжидающий взгляд, и прыскаю от смеха, добавляя, — когда пельмень исчезнет.
— Ну чё ты, блин, как маленькая? — хмурится и скрипит зубами, — Я ж на полном серьёзе.
— Я тоже, — стягиваю перчатки, поглядывая на крайне суровое лицо Макса, а сама чуть не визжу от разливающегося внутри счастья. — Что, и платье будет?
— Ну да, — кивает. — Все, как у людей.
— А то, что у людей сперва свадьба, а потом дети, не смущает?
— Еля! — рявкает и морщится, прикасаясь ладонью к рёбрам. — Чё началось-то?
— Ничего. Просто хочу немного подумать и убедиться, что это предложение не следствие сотрясения.
— Да иди ты! — Макс вскакивает на ноги, хватает сигареты и хмурясь грозовой тучей топает на балкон босиком. — Нет у меня никакого сотряса. Спецом сгоняю за справкой.
— Утром. Сейчас никуда не поедешь.
— Заметано.
Грохнув дверью, беззвучно матерится, щёлкает зажигалкой и рычит, когда я выхожу следом с пледом:
— Тебе нельзя дышать куревом!
— Знаю, — накрываю себя и его плечи, тюкаюсь лбом между лопаток и спрашиваю, — Есть хочешь?
— Угу. Пельменей сварю и поем, — выдыхает дым в открытое окно и щелчком отправляет сигарету в полет.
— О-о-о! Вы посмотрите на него. И это я маленькая, да? — осторожно, чтобы не потревожить ребра, обвиваю руками его под грудью и сцепляю пальцы в замок. — Разве что-то изменится от штампа в паспорте или ты станешь меньше трястись надо мной?
— Нет, но…
— Да, — киваю, целую в шею, встав на цыпочки, и взвизгиваю, когда он резко разворачивается, подхватывая меня на руки. — Макс! Поставь меня обратно! Тебе нельзя! У тебя ребра!
— Да?
— Да! Только сейчас же отпусти меня!
— Да!?
— Да! Ты оглох или думал, что я скажу: "Нет"? — хохочу его ошалевшему, не верящему выражению на лице и официальным тоном произношу. — Левентис Максим Сергиус, я согласна выйти за вас замуж. Теперь тебе все ясно или ещё остались какие-то непонятки?
— Еля! Елечка! — мечется, не решаясь поцеловать, а потом смазывает ладонью мазь и все же целует, едва касаясь своими губами моих.
— Левентис! — взрыкиваю и задыхаюсь от нового поцелуя, после которого у меня подкашиваются ноги и перед глазами долго вспыхивают искорки. Я мотаю головой, улыбаясь им и пьяному счастью, фонтанирующему, кажется, из каждой клеточки. Провожу пальцами по распухшим губам Макса и шепчу, — Кури уже и пойдем ужинать, пельмень обидчивый.
— Может, лучше в ресторан, а?
— Угу. С твоим лицом нам только в ресторан, Макс. И я никуда не хочу. Сегодня не хочу. Потом сходим.
От предложений Рокотова все внутри меня переворачивалось и неизменно упиралось рогом, несмотря на совместно прожитые годы, за которые я, как оказалось, вообще не рассмотрела с кем живу, а с Максом… Два месяца кувырком. Так, что никогда не знаешь куда тебя занесет, одно сплошное безумие без конца и края. Только он, как в первый день лупил прямиком в лоб, не стесняясь выражений, так и сегодня огорошил своим: "Выходи замуж". И ведь нет у него никаких сомнений, что рано и надо пожить, присмотреться и подумать. Притереться, наконец. Он уверен в своих словах до последней буквы. А я в нём. В двадцатитрехлетнем мальчишке уверена в сотни, тысячи раз больше, чем в тридцатипятилетнем Рокотове, гордо именующимся всеми мужчиной. Ага. Мужчиной, с которым я чувствовала себя загнанной ломовой лошадью, а не женщиной. Вечно на нервяках, вечно никакой уверенности в том, что он сделает то, о чем попросила, а не что-то другое, если не забудет вовсе. И Макс — прямая противоположность. Сказал — сделал, сказал — сделал. Без вопросов, отмазок, уточнений надо или потом. Либо сейчас, либо прямо сейчас. Как автомат Калашникова. Простой, безотказный и в чём сегодня убедилась уже второй раз — смертельно опасный. Для тех, кто решит посягнуть на его святое — меня и Миру. И с ним я чувствую себя защищённой, спокойной, да что уж там говорить — просто любимой девушкой, за которую убьют, не раздумывая ни секунды. А ещё мне нравится, что он помнит про мои закидоны. Улыбаюсь помидоркам черри, целым, а не половинкам, и рваным листьям салата — подсмотрел, засранец, и теперь не режет.
— Макс, я просто до жути хочу кофе. Сделай, пожалуйста.
Канючу, прикрываясь внезапной прихотью беременной, а сама просто ещё раз убеждаюсь, что он запомнил с первого раза и не забыл. И про одну ложку кофе, и про половинку ложки сахара. Правда все же добавляет молоко, выбиваясь из моего привычного рецепта, но я не спорю и пью, с благодарностью смотря на мужчину, который даже в мелочах заботится обо мне. Ведь так, конечно же, гораздо полезнее и, что совсем неудивительно, действительно вкуснее.
— Поцелуй меня, пельмешка.
— А как же твое "нельзя"? — оборачивается, опираясь ладонями на столешницу, а в темных глазах искрится, буянит сумасшедшее желание услышать ответ, который я произнесу и без подсказок, но немного по-другому:
— А ты поцелуй меня так, чтобы я забыла про него, Макс.
Медленно подходит, наклоняется и касается губами так, как умеет только он. Пронзительно нежно, чтобы оторваться и не ответить, и мучительно горячо, чтобы вспоминать о своих запретах. Но ни он, ни я не заходим дальше, хотя оба дышим друг другу в губы красноречивее любых слов. Макс отстраняется первым, а я пьяно улыбаюсь его хриплому:
— Елечка, нам нельзя.
— Но очень хочется, — низ живота буквально сводит от вида вздыбившегося под брюками члена.
— Вообще капец как, — делает шаг назад, шумно выдыхает, пытаясь успокоиться, с нежностью смотрит на мой живот, потом на грудь и сглатывает.
— Дотерпим?
— Говно вопрос, Еля. Я обещаю.
На сменяющихся картинках две квартиры с голыми стенами. Обе трёшки, обе в только что отстроенных домах, но один в центре города, в элитном районе, а второй в спальном, тоже далеко не простом. Макс, тычет вилкой в один из снимков, с панорамой, снятой из окна, и бубнит с набитым ртом:
— Вот тут садик, с другой стороны дома школа. До больницы пять минут пешком топать, — тянется к телефону, перелистывает несколько фотографий и показывает четырёхэтажное здание. — Во. Я с директором пообщался, вроде норм тетка. Там форма у них, два языка с первого класса и народа в классах немного, чтобы учить лучше. Типа больше внимания на ученика. Вообще огонь для Миры.