Книга Соб@чий глюк - Павел Гигаури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше в новостях переключились на Ближний Восток. Там ситуация накалилась до предела, хотя не то чтобы там когда-либо в последние три тысячи лет было спокойно – там постоянно что-то происходит, народы, живущие на Ближнем Востоке, меняются, а обстановка – нет. Просто сковородка земли, кто туда задницей попадет, тот начинает очень беспокоиться. На этот раз ортодоксальные евреи нашли в Торе место, где говорилось: перед приходом Мессии на земли будут жить собакоголовые люди, то есть киноцефалы, или, по моему определению, членовеки. А отсюда родился призыв, что пришло время разрушить мечеть на Храмовой горе и восстановить храм. Этот призыв не мог остаться незамеченным у арабов, и начались разборки. Причем ортодоксы, заварившие эту кошерную кашу, в армии и полиции не служат, а отдуваться приходится всем остальным. В этой новости больше всего меня насторожило предсказание о собакоголовых людях.
Новости продолжали литься из телевизора, как из рога изобилия, они заполнили всю комнату, и в этом нескончаемом потоке нельзя было понять, где вранье, а где правда. И что есть правда? К чему отнести специально не сказанную новость? И где граница между высказанным личным мнением о событии и объективным фактом? Я горжусь тем, что у меня есть собственное мнение обо всем, и это мнение чаще всего не совпадает ни с чьим другим. Но раз оно не совпадает ни с чьим, мое мнение никому не интересно, потому что чужое мнение интересно людям только тогда, когда оно совпадает с их собственным. Поэтому я держу свое мнение при себе – это очень личное, как секс или деньги.
Я нажал кнопку на пульте, и телевизор погас. Вокруг наступила тишина и спокойствие. Я опять нажал кнопку, и поток чужой речи опять наполнил комнату. Дед Труша был прав. Что вы забыли в моем доме, почему вы так рветесь в мою квартиру? И главный вопрос: почему я все это смотрю? Я окончательно выключил телевизор.
Наверное, от одиночества. Перед телевизором хорошо засыпать. Спать действительно хочется, мозг от телевизора выключается.
Я слез с дивана и отправился в спальню, стараясь не расплескать сонливость слишком резкими движениями. В спальне рядом с моей стороной кровати, свернувшись в большой калач, спал Собакин. Я сбросил одежду и осторожно, чтобы не наступить на Собакина, подошел к кровати и откинул одеяло. Потом посмотрел на Светкину сторону. «Вот блядь», – незло подумал я неизвестно о чем.
Собакин, разбуженный этой мыслью, поднял голову и вопросительно посмотрел на меня, а потом поднялся и сонно сел рядом. Я погладил его по мохнатой голове:
– Собакин, ты настоящий друг, хоть и чихнул на меня. Но это случается между друзьями. Я тебе вот что скажу. Я тебе никогда не разрешал этого делать, но сейчас говорю: давай запрыгивай в кровать. Ты заслуживаешь этого.
Я забрался под одеяло и похлопал рукой по одеялу около своего бедра:
– Иди сюда! Иди!
Собакин не мог поверить в такое счастье и начал топтаться в нерешительности.
– Давай, иди сюда! – опять позвал я его. Собакин прыгнул на кровать, я подвинулся ближе к середине, чтобы освободить ему побольше места, и потрепал пса по шее. Он стал неуклюже укладываться рядом, положив голову мне на живот.
Псу не разрешалось спать на кровати или диване – никогда и ни при каких обстоятельствах. Он, конечно же, тайком делал это и оставлял свои слюни на диванной обивке, за что получал нагоняй, но при мне никогда не нарушал правил.
– Собакин, это несправедливо, что люди так ополчились на собак, хотят всех отправить в Китай, обзывают друг друга собаками. Многие люди значительно хуже собак, а ты лучше, чем многие люди, которых я знаю. Ты человекообразная собака, ты как человек, у тебя глаза говорящие, разве что говорить не можешь.
– А если могу? Значит, найдем общий язык. Пойдем прогуляемся. Дело есть, очень важное.
– Большое или маленькое? Я же тебя выгуливал пять километров, ты все сделал. Что тебя среди ночи приспичило, обожрался всякого дерьма на улице? Имей совесть, ты хоть и мой лучший друг, но тащиться с тобой среди ночи, чтобы ты погадил, это слишком. Ты злоупотребляешь нашей дружбой, – попытался я усовестить Собакина.
– Артемхатеб, открой глаза!
– Не могу, спать хочется, – отказался я.
– Тебя не удивляет, что твой лучший друг Собакин разговаривает?
– Нет. Меня с недавнего времени ничего не удивляет.
– Тогда открывай глаза, надо поговорить, – продолжал настаивать Собакин.
– Нет. Отстань от меня. Потом поговорим. Что тебе среди ночи приспичило говорить? Молчал, молчал, а теперь среди ночи надо поговорить! До утра потерпеть не можешь? – раздраженно, но вяло ответил я.
– У нас мало времени, – твердо сказал Собакин.
– У меня его предостаточно. А почему его у тебя мало? Отстал бы ты от меня до утра, – взмолился я, понимая, что это бестолковое препирательство отнимает у меня сон.
– У нас важное дело, а времени мало. Давай открывай глаза и поднимайся, нам пора в путь! – твердо сказал Собакин.
– Почему ты говоришь нам? «У нас важное дело». Это у тебя важное дело, а у меня сейчас нет важнее дела, чем заснуть. Отвали по-хорошему, пока не огрел тебя между ушей, – строго предупредил я. В конце концов, надо и совесть знать и помнить, кто есть кто.
Но тут Собакин стал сильно трясти меня за плечо, так сильно, что игнорировать это было невозможно. Я зло пытался оттолкнуть его, потом открыл глаза и приподнялся на локте, чтобы посмотреть, как Собакин может так трясти меня. Но Собакина в постели не было.
В свете луны, ярко льющемся через окно спальни, рядом с кроватью стояла фигура с головой Собакина, но телом человека. Тело было молодое, мускулистое, высокое, плечи широкие – можно было сказать, что это атлет, если бы не голова собаки, точнее, моего Собакина.
– Оп-па! – эта глубокая мысль вырвалась из меня, как пробка из бутылки шампанского.
Я сел на кровати и молча уставился на фигуру Собакина-человека. На его груди лежала золотая полукруглая пластина, на бедрах – что-то вроде юбки из очень плотного материала, расшитого вертикальными узорами. Собакин был босиком.
– Собакин, что с тобой?
– Со мной ничего.
– Тогда что со мной? Что это, вирусный делирий? Собачий глюк? Я сплю, и мне снится кошмар, и у меня раздвоение личности, так что я не могу из-за этого проснуться? Где я в своем сознании?
– Ты так не переживай, – успокоил меня Собакин. – Ты не бойся, у тебя есть поручители. Но времени у нас мало, надо торопиться. Надо торопиться, если хочешь проснуться.
– Так, значит, я сплю, – сделал я вывод.
– Нет. Но можешь уснуть, – ответил Собакин.
– Собакин, ты меня совсем запутал.
– Вообще-то я не Собакин, а Анубис, – сказал Собакин, – давай пойдем скорее.
– Сейчас, только треники и куртку надену, – сказал я обреченно.
Я напялил тренировочный костюм.