Книга Испытание выживанием - Айя Сафина

– Вот. Держи. Чтобы в девять была здесь, как штык!

Я протягиваю записку Каришке и нарочито громко даю наставление.

Каришка тут же спрыгивает с лестницы, немного шатается из-за попыток кровообращения вернуться в нормальный человеческий режим, а потом берет клочок бумаги в руки и складывает в карман своей хлопковой туники. Пара любопытных глаз обратила на нас внимание, вторая пара улыбнулась в умилении. Другие не обращали внимания. Я погладила Каришку по голове – обычный ласковый жест, которым я награждаю каждого встреченного по пути ребенка из деревни, словно они все мои дети. А потом не удержалась и поцеловала Каришку в лоб за ее храбрость и верность, за чистоту и наивность, которой так мало в этом мире и которую нам необходимо защищать, как самое дорогое сокровище, что осталось здесь под землей.

Дети.

Именно это сокровище станет моим призраком, разносящим мятежный дух по недоступным местам. Сокровище, которым я рискую, осознавая последствия. Сокровище, которым не рискнет ни один человек в здравом уме, и оттого поступок мой кажется еще чудовищнее. Я прошу прощения у Господа, у Тиграна, пытаясь самой себе доказать, что у меня нет выбора, а также обнадежить саму себя, что мой план удастся. Кто заподозрит ребенка? Кто арестует ребенка? Кто заставит ребенка совершить преступление, за которое наказанием будет расстрел?

Я прервала затянувшийся поцелуй, чтобы избежать лишнего внимания и подозрений.

Каришка, словно чуяла тревогу, бьющую шквалом о мое и без того хрупкое сердце. Девочка улыбнулась.

– Буду к девяти, Алания, – и шепотом добавила, – я справлюсь.

А потом поскакала вприпрыжку вдоль холодных тусклых бетонных коридоров подземелья, как яркий огонек факела, освещающий подкрадывающуюся точно хищник в ночи угрозу.

Я.

Я заставлю ребенка пойти на смертельное преступление, если кто-либо покусится на мое право на свободу.

26 января 2071 года. 18:20

Каришка

– Пропуск, мисс.

Мне не нравится этот тип. Он похож на того злого принца Джафара, который запер принцессу Жасмин и обижал ее папу. На нем черный халат до колен, что значит, что он из блока инженеров, и оранжевый тюрбан на голове, на фоне которого его индийское лицо приобретает зеленоватый оттенок и становится похожим на какашку. Он сидит на высоком стуле за столом и никогда не удостаивает меня взглядом, потому что все время пялится в монитор компьютера. Наверное, мультики смотрит. Я тоже не могу от них оторваться, я вообще не знала, что такое телевизор, пока не попала сюда. Мультики – это единственное, что есть хорошего в этом сумрачном подземелье.

Он забрал бланк, долго проверял его, наверное едва умел читать. Я вот на первом же уроке литературы здесь на Желяве поставила рекорд скорочтения в двести тридцать четыре слова в минуту. Ребята в моем классе поразились этому, а я чувствовала себя крутой. В деревне в моем классе было тридцать шесть учеников, конкуренция адская! Я всегда старалась быть лучшей во всем.

А здесь нас всего восемь в классе, так что рекорды бить для меня труда не составляет. Поначалу мне нравилась моя исключительность, я сразу стала лучшей ученицей: считаю, рисую, пою, бегаю и отжимаюсь лучше остальных. Мой страх перед новым классом, в котором нужно доказать свои силы, оказался напрасным.

Вот только не чувствую я на языке вкуса победы. Скорее вкус гнилого обмана.

Сегодня я увидела, как мой сосед по парте – Пол— потерял сознание, прямо сидя рядом со мной. Он резко выделялся на фоне остальных детей своей бледностью, худощавостью, его так и называют Шполан, мол, худой, как шпала Пол. Вроде обидно, но Пол не жаловался и не казался смущенным. Мне сказали, что это был тяжелый приступ анемии, которой он страдает с детства. Его увезли в медблок, а мы продолжили урок по губительному эффекту интенсивного животноводства на планету, но Пол все не выходил у меня из головы. Я тогда поняла, что мне с моим, как сказала Алания, «розовощеким здоровьем» вообще не с кем тут соперничать. Я оглядела весь свой класс и мне стало так грустно от того, что они все больные. У кого-то астма, у другого аритмия, у третьего слабые и ноющие суставы. Из восьми человек – у пятерых освобождение от физкультуры. Я так и сидела до конца дня, ни разу не ответив ни на один вопрос госпожи Акерман, которая страдала от хронического бронхита и кашляла каждую минуту, прикрываясь уже пожелтевшим от крови платком, хотя я знала ответы на все ее вопросы. Не могла я отобрать радость Риты, Марго, Кирилла и остальных от похвалы учительницы. Им мало чему осталось радоваться.

Во время обеда ко мне, как всегда, подсела Алания, она мне стала мамой. Она сама так сказала. Мои папа с мамой не смогли эвакуироваться из деревни, теперь я сирота. Мы с Маришкой плачем по ним каждую ночь. Сестренка не может спать одна, а потому перебирается ко мне на третий ярус и мы засыпаем.

Вместе плакать не так грустно.

Я рассказала Алании про Пола, мне легко делиться с ней тревогами, она умеет утешать. А потом она рассказала, как я могу помочь моим новым друзьям и госпоже Акерман вылечиться. Я знаю, что это подземелье убивает всех. Не только моих одноклассников, но и моих друзей – Падальщиков, запертых в тюрьме. Нам всем срочно надо выбираться на поверхность, тогда люди станут здоровыми и розовощекими, как я, а Падальщики останутся в живых.

Моя задача опасная, но интересная, я, не раздумывая, согласилась принять участие в миссии. Фунчоза мною будет гордиться, ведь успешность моего задания поможет Фунчозе сбежать из тюрьмы. Падальщики, как говорит Алания, наш единственный способ вернуться в деревню, а я очень туда хочу, мне не нравится жизнь под землей, она холодная, сырая, мрачная и болезненная. В деревне мне редко приходилось жалеть людей, а здесь под землей мне их жалко постоянно.

– Вот ваш ключ. При покидании компьютерного зала вы обязаны его вернуть. Потеря ключа закроет вам доступ к залу на полгода. Вам это ясно, мисс? – стандартная фраза коменданта компьютерного зала.

Джафар даже разговаривал, как мультяшный Джафар – медленно и с акцентом, и по-прежнему игнорировал меня. Наверное, даже если ему язык показать, он не заметит. Но совершенно точно заметят те два солдата, что стоят позади него. Они огромные и мускулистые, на футболках значок щита, дубинки прикреплены к поясу. В общем, язык я им бы точно не показывала.

Я взяла ключ-карту, которую мы используем для активации компьютеров, а потом вытащила из кармана и поставила на стол перед Джафаром подарок, который специально для него приготовил Маркус.

Вредный Джафар уставился на бумажное творение, скривился в лице, приподнял одну бровь и надменно спросил:

– Что это?

– Это подарок Вам. Попугай оригами, – ответила я.

Джафар смотрел на бумажную птицу так, словно она была ничтожна, мерзка и вообще воняла на весь коридор. Ну погоди, злыдень, она через пару минут так завоняет, что у тебя глаза лопнут!

– Ни в коем случае не трогай ее тело! Хватай только вот за этот угол! Когда поставишь ему на стол, сожми две остроконечные грудки у птички и быстро уходи, – Маркус объяснял мне в штабе.