Книга ПроЖИВАЯ. Как оставаться счастливым, проживая самые сложные моменты жизни - Ольга Савельева

– Ну-у-у, – мне почему-то стало стыдно. – Я радуюсь скорее поводу для улыбки. А не лаку…

– Я б убила своего за такое, – сказала она.

Но у нее нет никакого «своего», и убивать некого. Она с чужим мужем встречается.

Есть такие женщины (и мужчины, вероятно, тоже), которые, даже если все хорошо, найдут повод расстроиться. Потому что сквозь хорошо видят свои вариации плохо и «не так уж и хорошо».

Я зову их Магда.

На одном острове Антарктиды однажды ученые обнаружили странный участок травы, по форме он напоминал букву «М».

Потом оказалось, что эту букву выложил много лет назад один романтик – польский ученый – в честь своей возлюбленной Магды.

Из экскрементов пингвинов выложил – больше не из чего было.

Вот. Есть такие женщины (и мужчины тоже), которые, даже когда все вроде как прекрасно и романтично, настороженно оглядываются, принюхиваются и спрашивают: «Почему так пахнет пингвинами?»

Магда иногда и в меня вселяется, что уж скрывать.

Хотя гораздо ценнее, если в нас будет вселяться дух того польского ученого-романтика, который даже в самой далекой Антарктиде всегда найдет способ сказать: «Я люблю тебя».

Октопас

Я устроила Юле интервью на телевидении, но оно сорвалось: Юля заболела. Ладно, бывает.

Тогда я устроила ей участие в популярном радиоэфире. Там тема была близка, а у меня как раз знакомый отвечал за подбор героев. Но Юля умудрилась потерять голос за сутки до.

Потом искали участников для популярного шоу на «Ютубе», с сотнями тысяч просмотров, и я опять ее порекомендовала, но снова что-то не срослось, а она опять рассказала какую-то уважительную причину вместо результата.

КОГДА У НАС НЕТ РЕЗУЛЬТАТА, У НАС ВСЕГДА ЕСТЬ ИСТОРИЯ.

– Юль, давай так: когда захочешь поговорить о том, почему ты мне врешь, свистни, – говорю я.

– Ты о чем?

– Ты сказала, что тебе нужна помощь в продвижении. Я пыталась. Трижды. Что происходит, Юль? Ясно же, что это больше не похоже на совпадение…

Мы откровенно поговорили, и Юля призналась:

– Я сама не думала, что эта проблема существует, но я боюсь публичности. Она меня сожрет.

– Публичность – это понятие.

– Люди сожрут. Конкретные люди, у которых есть рты. Они будут этими ртами говорить обо мне нелицеприятные вещи, а я не смогу этого пережить. О моей работе говорить, о моей национальности, внешности, детях. Все говорят: «Не обращай внимания», а я не умею не обращать. Я боюсь. Я совсем чуть-чуть пока к этому прикоснулась, у меня и хейтеров толком пока нет, так, кто-то недобро усмехнулся, кто-то сказал за спиной «раскосая», кто-то высокомерно прошел мимо, не удостоив лайком, кто-то написал: «Я таким, как вы, не доверяю». А меня это уже разрушает. Каким «таким как я»? Что со мной не так? А что, если этих людей будет больше? Намного больше…

У Юли есть Дело. Хорошее доброе Дело. Не работа, не бизнес, а именно Дело. Мне очевидно, что она талантлива, и очень хочется, чтобы у нее получилось взлететь. И вот у меня даже трамплин в руках, для ее Дела – идеально, но… страх.

– Как ты сама не боишься? – спрашивает Юля.

– Почему не боюсь? Боюсь, – я пожимаю плечами. – Я, как ты заметила, пока заняла совсем непубличный уровень и не особо масштабируюсь. Но я все понимаю про себя и знаю, почему так. Потому что публичность – это для меня как компьютерная игра, и мне нужно время, чтобы освоиться на каждом уровне. Надо понять, как тут преодолевать препятствия и где спрятаны бонусы. И вот я осваиваюсь себе потихоньку, топчусь, а выше пока боюсь…

– Страшно там, да?

– Не то, чтобы страшно. Просто все норовят укусить за самодостаточность. А она у меня и так уже не новенькая, вся в заплаточках.

– Оль, я слабая. Они меня сожрут.

– Если ты не переборешь страх, так и будешь вечная «без пяти минут звезда».

– А как ты справляешься? Есть какие-то мантры?

– Ага. Мантра «Октопас».

– Октопас? Это ж осьминог по-английски?

– Ага. Знаешь, осьминоги, каракатицы и всякие моллюски, убегая от преследующего их хищника, выпускают чернильное пятно. Такую завесу от врага. И вот это пятно растворяется не сразу, а только когда в него кто-то врезается, а пока этого не случилось, пятно так и висит в воде. И если к нему присмотреться, то станет видно, что это не просто пятно: своими очертаниями оно напоминает самого осьминога. То есть это такая чернильная подмена себя. Имитация. А потом акула какая-то подплывает, «съедает» это чернильное пятно и уже потом понимает, что осьминог оказался умнее и это не он.

Вот.

ЧЕРНИЛА НАШИХ НАПИСАННЫХ ТЕКСТОВ СОЗДАЮТ НАШ ОБРАЗ В ЧУЖИХ ГЛАЗАХ. ОБРАЗ – ЭТО ПРОЕКЦИЯ, НО ЭТО НЕ МЫ.

Все, что люди поняли про тебя, это не ты – это твои очертания. И тот, кто захочет кусаться, быстро поймет, что ошибся: в мареве чернильного облака очевидно, что это твое приведение.

Ты им как бы показалась. А ты настоящая сбежала. И ты всегда сможешь сбежать в настоящую себя…

– Вот умеешь ты вывернуть метафоры.

– Ага. Там еще продолжение есть. Чернила эти опасны для самого осьминога. Ну, в океане это не очевидно – ибо он огромный, и, организовав собственную имитацию, осьминог больше с ней не контактирует и уплывает. А если, например, он находится в маленьком аквариуме, а рядом враг (был такой эксперимент: осьминога и его врага – мурену – посадили в один аквариум), то он, защищаясь от мурены, чуть сам не захлебнулся в своих чернилах.

– А это ты к чему…

– К тому, что иногда убивает не столько океан публичности, сколько барахтанье в собственном соку…

Невозможно открыть новые горизонты, если ты так никогда не решишься выпустить из вида берег. Все открытия только там, за линией горизонта. Не упусти свой океан!

Лукошко

Я часто пишу о том, что мой характер во многом сформировало… пустое лукошечко из-под молодцов.

Меня в детстве очень редко хвалили. Не говорили: «Молодец, Оля!», хотя очень хотелось бы это слышать. Лукошечко пустовало, лишь изредка в него падал редкий зазевавшийся «молодец». Похвалу надо было заслужить. Как? Быть образцовым ребенком.

Отсюда мой портфельчик, утрамбованный пятерками, и истерически хорошее поведение. Очень хотелось быть совсем умницей, чтобы любили. Любят ведь за то, что хорошая, а не за то, что я есть.

Я как-то сразу, выпутавшись из пеленок, стала взрослой пятилетней женщиной, которая не проживала детство всласть, а искала возможность заслужить похвалу.