Книга Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон

– Но это же история магазина, – воскликнула я, не вдаваясь в подробности.

– История магазина? – Он вновь забрал у меня журнал. – Что именно ты узнаешь о магазине, прочитав о двадцати копиях «Милых костей»?

То, что здесь витала та же атмосфера трагедии, парил тот же дух смерти.

Вместо этого я сказала:

– Для будущих поколений незначительные с первого взгляда документы раскрывают полную картину повседневной жизни, вкусы тех времен, мелочи, о которых не упоминается в официальных бумагах. Именно такие документы, – я указала на смятую страницу, которую он все еще держал в руках, – дают больше всего информации о прошлом.

– Может, выступишь с трибуны с такой лекцией?

– Может, тебе по лицу дать за такие комментарии?

Я демонстративно сжала кулаки. Малькольм закатил глаза и во второй раз бросил книгу в мусорку, словно баскетбольный мяч.

С момента нашего последнего разговора о магазине между нами с Малькольмом несомненно что-то изменилось. По утрам, когда я спускалась вниз, он приносил мне кофе. Он продолжал стоять за стойкой, но часто звал меня, если покупатель хотел сделать специальный заказ, и нагибался над моим плечом, пока я печатала заброс в Буклог, достаточно близко, чтобы я чувствовала его коричный дезодорант, смешанный со слабым мускусным запахом пота. Когда нам доставили три комплекта книг об убийстве Кеннеди, он попросил меня выбрать один, чтобы заказать его в память предстоящей годовщины смерти президента.

Перед его встречами с торговыми представителями мы сидели за стойкой, изучая каталог издательства. Малькольм показывал, как печатать вопросы по конкретным книгам, где отмечать, сколько экземпляров, на мой взгляд, нужно купить. Мы вместе напечатали последний квартальный отчет, чтобы посмотреть, какая литература не продается. Мы вместе собирали книги и писали деловые письма перед тем, как упаковать их, чтобы вернуть издательствам.

Под конец дня, когда Лючия уходила и мы переворачивали табличку на двери, он протягивал мне стакан виски. Я старалась наслаждаться жгучим вкусом крепкого напитка, пока мы разрабатывали различные планы по спасению магазина. Из сайтов других книжных магазинов я выяснила, что наши конкуренты постоянно придумывали способы расширить клиентскую базу. Чтения. Открытые микрофоны. Книжные клубы. Литературные мастерские. Награды для постоянных покупателей.

– Никаких открытых микрофонов, – протестовал Малькольм. – Я лучше уши себе оторву, чем буду слушать чей-то поэтический слэм.

– Жаль, мы не продаем алкоголь. Мы бы нажили целое состояние на чьем-то корявом творчестве.

– Я не против наград для постоянных покупателей, – добавил Малькольм. – Только если за «Сумерки» не будут начисляться очки.

– Ты такой сноб.

– Спасибо, – улыбнулся он.

Увы, акции «купи десять книг и получи одну в подарок, а также скидку на русскую литературу, Роальда Даля или бестселлеры» было недостаточно, чтобы удержать магазин на плаву.

– Может, положить карточки постоянного клиента в кофе-бар через улицу? – предложила я.

– Ты правда хочешь ассоциироваться с местом, где предлагают дегустационные записки к кофе?

Малькольм больше отклонял мои идеи, чем предлагал свои. Он не хотел проводить никаких мероприятий, кроме чтений и ежемесячных встреч книжного клуба. Он отказывался продавать спичечные коробки и сумки с надписями из литературы, как и все, что опошляет классику. Он не собирался урезать траты на кофейные зерна местного производства, а ведь вместо них мы могли купить зерна крупных производителей в два раза дешевле. Не сокращал план медицинского страхования для нашего скромного персонала – не то чтобы я горела желанием отобрать у Лючии и Чарли их стоматологические и офтальмологические пособия. Хотя его сопротивление основывалось на рациональных причинах, по большей части это были просто оправдания. Я говорила, что Малькольм претенциозен и надменен, и в действительности он именно таким и являлся, но мы оба уклонялись от очевидной истины: отпустить ту или иную часть магазина значило отпустить и часть Билли. Поэтому мы соорудили огромную тропу вокруг него. Обходили Билли, с которым Малькольм проводил каждый день, Билли, который устраивал сумасшедшие авантюры для меня в детстве, Билли, который придумал квест и для взрослой меня. Он мог бы стать нашей точкой соприкосновения, но вместо этого мы нашли другой общий интерес, простой и не такой уж секретный. У нас были «Книги Просперо».

* * *

Единственное, в чем мы с Малькольмом сошлись, это в том, что нам нужна была помощь. Иными словами, нам следовало привлечь Лючию и Чарли. Я надеялась, что им удастся вразумить Малькольма, объяснить ему, что из-за изменений в магазине мы не забудем Билли, а, наоборот, найдем способ и дальше чтить его наследие.

Четвертое июля являлось единственным летним днем, когда магазин закрывался, а у всех появлялось время для встреч с друзьями. Мое утро началось с фейерверка из эмодзи, отправленного Джеем. Впервые за всю неделю он написал мне первым. Конечно, он отвечал на мои ежедневные звонки, но больше не говорил о пикниках, бочче, поездках на пляж и прочих наших планах. Я прекрасно понимала, почему он обижался, но, в конце концов, Джей находился в близких отношениях со своей семьей. Он бросал все – ужины со мной, походы в кино, куда мы купили билеты, прогулки вдоль реки Скулилл, все, кроме футбола, – если его сестре нужна была помощь, чтобы собрать комод, или если его мама предлагала сходить с ним на поздний завтрак или на открытие галереи. Почему же он не понимал, что для меня происходящее сейчас – то же самое, что для него эти общественные мероприятия, комоды и поздние завтраки.

Когда фейерверк рассеялся с экрана, я кинула телефон в другой конец кровати и постаралась вернуться ко сну.

Стоило мне задремать, как на телефон снова пришло уведомление. Папины сообщения всегда напоминали приказы, никаких знаков препинания, все с маленькой буквы: «позвони мне», «проверь почту», «как дела в школе», «выздоравливай». Поэтому я не удивилась, когда открыла сообщение и увидела простое: «во сколько сегодня». Ясное дело, что незнание тонкостей современного общения свойственно его возрасту, но я все равно прочитала его слова без каких-либо эмоций, без радости от предстоящей встречи со мной.

Каждый год мама с папой приглашали Конрадов, их соседей и старых друзей, на барбекю и дальнейшую прогулку до пляжа, где они смотрели салют. Я не помню, чтобы мама приглашала меня присоединиться к ним. Наверное, она решила, что раз уж я дома, то проведу праздник с ними. Мы не разговаривали уже одиннадцать дней, с того вечера, как мы смотрели игру «Доджерс» и папа храпел на диване. Я не позвонила ей в воскресенье, чтобы сказать, что не приду на традиционный пикник. В свою очередь, она не позвонила, чтобы спросить, почему я не пришла.

«Сегодня не могу… планы в магазине», – написала я.

«Хорошо», – ответил папа.

Он не напечатал, что мы скоро увидимся, не спросил, собираюсь ли я прийти в следующее воскресенье. Просто: «хорошо». Словно первая стадия расставания, но хуже, потому что семья должна оставаться вместе в любой ситуации. Вот только жаль, что воскресные барбекю и бейсбольные матчи не вернут нам тех отношений, которые у нас были прежде. Ситуацию исправил бы искренний разговор – единственное, на что мы оказались неспособны. Поэтому я сдалась постоянному состоянию неопределенности с моими родителями, с Джеем и решила сконцентрироваться на «Книгах Просперо» и встрече с ребятами.